Вот теперь это похоже на того Юханссона, о котором я столько слышала, подумала Хольт.

Она рассказала о педантичной и требовательной натуре Эрикссона, о его польской уборщице, которая работала на совесть, несмотря на жалкую оплату. Это может помочь им определить время, когда Штейн была у Эрикссона.

– Уборщица бывала у него каждую пятницу. Эрикссона убили в четверг вечером. Я почти уверена, что мойка после нее сверкала идеальной чистотой, так что отпечатки оставлены не раньше второй половины дня предыдущей пятницы, то есть после ее последней уборки, и не позже того вечера, когда он был убит, это около недели.

– А в мусорном ведре ничего интересного не было?

– Нет. Если, конечно, верить протоколу осмотра места преступления, но я почти уверена, что отпечатки на внутренней стороне дверцы шкафчика, где было ведро, появились там в то же время, что и на мойке.

– Я склоняюсь к тому же, – кивнул Юханссон. – Жалко, что на отпечатках нет штемпеля с датой. – Он слегка улыбнулся. Тучи над головой Штейн сгущаются, хотя гром пока не грянул, подумал он. – Что мы еще можем сделать?

– Мартинес проверяет телефонные разговоры.

Юханссон с сомнением покачал головой:

– Вряд ли это что‑то даст. Помню, у нас было похожее дело, так что я почти уверен, что «Телиа» и «Комвик» – на рынке в то время, по‑моему, не было других операторов – нам не помогут: слишком давно это было. Если вы, разумеется, ничего не нашли, пока шло расследование.

– Не нашли, – подтвердила Хольт. – Я проверила еще раз. Он вообще почти никому не звонил, и ему тоже звонили крайне редко. Штейн, во всяком случае, не звонила. Мобильника у него не было.

– Деньги?

– Маттеи проверяет, хотя не думаю, что можно что‑то найти.

– И я так думаю, – сказал Юханссон. – Если между Эрикссоном и Штейн и были какие‑то денежные отношения, ее дорогой кузен Тишлер наверняка об этом позаботился.

– Есть еще полотенце. – Хольт рассказала о полотенце, которое выудил из корзины для грязного белья Бекстрём. – Конечно, проблемы с привязкой по времени те же, что и с отпечатками, но я почти убеждена, что вырвало убийцу Эрикссона.

– Опять согласен, – сказал Юханссон. – Так что надо попытаться выделить ДНК.

Блевотина еще лучше отпечатков, если дело касается убийства, подумал он.

– Мы запросили криминалистический отдел Центрального полицейского управления Стокгольма, – сообщила Хольт, – так что они, наверное, этим уже занимаются. Рвотные массы еще лучше, чем отпечатки, когда дело касается убийства, – озвучила она его мысли.

Будем надеяться, кротко подумал Юханссон. Опыта у него было куда больше, чем у Хольт.

– Хочу попросить тебя об одной услуге, – обратился он к Хольт. – Мне надо посмотреть на фотодокументы с места преступления… Если бы ты принесла мне все бумажки, судебно‑медицинские протоколы – в общем, все, что ты сочтешь заслуживающим внимания, я бы попробовал составить собственное представление…

– Само собой, – пообещала Хольт.

Он и в самом деле заинтересовался, подумала она.

– И что… – Юханссон улыбнулся и откинулся на стуле. – Ты по‑прежнему считаешь, что это Штейн его прикончила?

– Да, – кивнула Хольт, чуть не добавив «к сожалению». – Во всяком случае, мы работаем в этом направлении.

И ничего хорошего в этом нет, подумала она.

– И это тебе не нравится, – разглядывая ее, сделал вывод Юханссон.