– Ты сказал «запутанна»?
– Да, – подтвердил Юханссон. – И еще как.
– Тогда не будем торопиться. В твоем обществе мне нечего бояться показаться невеждой, но официально я не могу себе это позволить.
– Речь идет о трех взаимосвязанных проблемах. Первая – участие Штейн в захвате западногерманского посольства двадцать пять лет назад. Вторая – целый ряд странных случайностей в работе с этим делом, и случайности эти начались два года назад, когда ее назначили заместителем министра. И третья касается убийства одного из ее знакомых тех времен – с этим, мне кажется, надо немного подождать…
– Почему?
– Подождать, пока мы узнаем немного больше. Впрочем, это, очевидно, не займет много времени, так что ожидание будет недолгим.
– Западногерманское посольство… – задумчиво проговорил генеральный. – Она в те годы была еще девчонкой. Сколько ей было лет?
– Шестнадцать. Переживала юношеское увлечение радикализмом. К тому же ее просто‑напросто использовал и обманул ее бойфренд, человек вдвое старше ее.
– А конкретно? Что она делала?
– Помогала немцам в мелочах. Ничего страшного. Давала взаймы отцовскую машину, которую ее приятель, ныне покойный Стен Веландер, использовал, в частности, для рекогносцировки. У нее даже прав тогда не было… Отец уехал за границу, так что машина была в ее распоряжении… Покупала для них провизию… Что еще?.. Да, немцы пару дней жили на даче родственников ее матери.
– Семья Тишлеров, летняя усадьба на Вермдё, – сказал генеральный, который, оказывается, вовсе не был таким уж невеждой.
– Вот именно. Но она в этом практически не принимала участия, все организовал ее старший двоюродный брат Тео.
– Это все?
– Да, – ответил Юханссон. – Все.
– А она знала, что задумали немцы?
– Нет. Даже не догадывалась. Она считала, что помогает немецким студентам‑активистам, которых преследуют на родине, спрятаться от полиции. Ее убедил в этом ее приятель Веландер.
– Короче говоря, мы имеем дело с детским радикализмом в сочетании с детской же безответственностью, – сделал вывод генеральный директор.
– Примерно так.
– И мы совершенно уверены в том, что она делала и чего она не делала?
– Да. Ни малейших сомнений ни по одному из пунктов.
– В таком случае, – поднял глаза к потолку генеральный директор, – речь идет об укрывательстве преступников, и срок давности истек лет примерно… лет пятнадцать назад, скорее, даже двадцать.
– Что‑то в этом роде, – согласился Юханссон. – Я в юриспруденции не силен.
– Зато я силен, – улыбнулся генеральный. – Почему два года назад мы опять занялись этим делом?
– Как считает мой предшественник Берг, причин было несколько. Оба активных пособника террористов, Веландер и Эрикссон, давно умерли. Участие Штейн незначительно, срок давности истек, то же касается и Тишлера. Не следует забывать о деятельности всех этих «комиссий правды»…
Захват посольства был очень заметным событием, он и сейчас еще представляет интерес и для прессы, и для политиков. Я, например, не сомневаюсь, что немецкие средства массовой информации имеют свою точку зрения на участие шведов в этой истории: у убитых наверняка еще живы родственники и близкие. Так что решили для общего спокойствия расставить все точки над тем более что никаких драматических открытий не предвиделось.
– А ты не думаешь, что были и какие‑то другие причины? Те, что Берг не упоминал?
– Думаю, – ответил Юханссон. |