– А ты не думаешь, что были и какие‑то другие причины? Те, что Берг не упоминал?

– Думаю, – ответил Юханссон. – Одна‑то причина точно была.

– Какая? – с любопытством спросил генеральный.

– Эрикссон много лет был осведомителем тогдашнего отдела безопасности, причем успешно сочетал эту благородную деятельность с участием в захвате посольства.

– Ну и ну… Это скверно.

– Что ж хорошего… Тут надо было спасать собственный зад, в таких случаях выбирать не приходится.

Юханссон из собственного опыта знал, о чем говорит.

– А Штейн? Ее персональная проверка в связи с назначением на пост замминистра проводилась как раз в то время, когда все участники этого дела были вычищены из баз данных. Есть ли тут какая‑то связь?

– Берг говорит, что ее назначение прошло придирчивую юридическую экспертизу.

– Ну да, конечно. – Генеральный причмокнул тонкими губами. – Звучит убедительно, но мне трудно поверить, чтобы Берг не понимал, какие политические последствия могла бы повлечь за собой утечка информации.

– Риск утечки из своего отдела он наверняка расценивал как минимальный, к тому же подстраховался: сообщил нашему общему знакомому, государственному секретарю, курирующему вопросы безопасности, что Штейн, хоть и невольно, была замешана в захвате посольства.

– И как он об этом рассказывал?

– Очень корректно, спокойно и, я бы сказал, миролюбиво.

– И, поскольку ее все‑таки назначили на пост, правительство, похоже, не придало этому факту большого значения.

– А вот это неизвестно… Поскольку информация об участии Штейн в захвате посольства была передана госсекретарю устно, думаю, дальше она не пошла.

– Ты так думаешь или точно знаешь?

– Я пришел к такому выводу.

– Любопытно, – произнес генеральный директор. – И у меня мелькнула такая мысль.

– Судя по твоим, и не только твоим, рассказам о Штейн, вряд ли ее назначение прошло без сучка и задоринки.

– Нет, не прошло. Большинство считает, что правительство захотело дать военным щелчок по носу, и, учитывая особенности личности Хелены Штейн, им это удалось. Она расходится с вояками по всем пунктам, ее взгляды на оборонную политику легко сформулировать.

– Ты о чем? – спросил Юханссон.

– Два «н» и одно «р»: нейтралитет, нет – вступлению в НАТО и разоружение.

– Ну, она не одна такая, – заметил Юханссон. Он, собственно, придерживался близкой точки зрения, что, впрочем, учитывая его внешность и страсть к охоте, никому и в голову не приходило.

– Может быть, и не одна, однако среди ее предшественников таких не было. При этом Штейн как оборонный стратег стоит намного выше и своих противников, и единомышленников, что особенно чувствуется, когда речь заходит об оборонной промышленности и торговле военной продукцией.

– В каком смысле?

– Проще всего объяснить на примере, – сказал генеральный. – Скажем так: ее точка зрения вряд ли совместима с тем, что мы экспортируем и импортируем оборонную продукцию не только в страны НАТО или другие западные демократические государства, но продаем ее и менее, мягко говоря, демократическим режимам, уютно разместившимся в черных списках.

– Вот тебе и раз!

– Да‑да. СААБ и другие подобные предприятия делают на этом немалые деньги – речь идет как минимум о тридцати миллиардах в год, считая экспорт, импорт плюс гражданский сектор. Мы же продаем не только истребители, подлодки, пушки, мины, взрывчатку и оптические прицелы.