– Я бы с удовольствием ни о чем вас больше не расспрашивал, поверьте.

– Эстер умерла. Я не могу этого изменить, как и вы. Оставьте ее в покое. Это единственное, чего бы она хотела – и о чем просила бы.

– По человечески я с вами согласен. Как давший присягу, находящийся на государственной службе и выполняющий приказы, как и вы, – я не могу этого сделать. Но я сделаю все от меня зависящее. Вот увидите. Что вы решили относительно Рут? Вы говорили со своими родственниками?

Зомерлюст опять покраснел. Похоже, что Ван дер Вальк вынуждал его унижаться.

– Они не согласятся взять ее, – с болью сказал он. – Я должен подумать, что смогу сделать.

– Вы могли бы снова жениться.

– Нет, – медленно ответил он. – Я не могу просить другую женщину согласиться… при такой ситуации, – неубедительно закончил он.

– Хотите… – теперь настал черед Ван дер Валька заговорить с запинкой, – я сделаю вам одно предложение? Если вы мне позволите, я бы удочерил Рут. – Он не предполагал, что скажет все так напрямик. Это было лишь смутное намерение. Он и сам изумился не меньше, чем бедный старина Зомерлюст.

– Как вы… С чего это?

– Моя жена – француженка. У меня два парня – они уже более или менее взрослые. Дома не живут. Это можно было бы сделать.

– Мистер… вы не знаете, во что можете впутаться. Вы не знаете…

– Как и вы.

– Я сделал это ради Эстер.

– В каком то смысле и я тоже.

– Вы совсем не такой, каким я себе вас представлял.

– Хотите сказать, что я – мерзавец? Плохо же вы обо мне думаете.

– Нет… вы хороший человек.

– Не могу с этим согласиться. На такой работе, видите ли, мало хороших людей. И возможно, еще меньше плохих.

– Мне надо подумать над этим.

– Конечно. Вернемся к Эстер. Родилась во Франции, где то в угольных краях. Югославского происхождения. Вам известно что нибудь об этом? Была у нее семья?

– Я не знаю. Она никогда не говорила на эту тему. Никогда не упоминала ни о какой семье. Она считала себя француженкой. Я спрашивал – но без толку. «Принимай меня такой, какая я есть, – говорила она. – Просто человеком, который всегда идет за армией».

– Что она имела в виду?

– Я думаю, то, что она всегда работала среди военнослужащих. Она была специальной военной медсестрой – медсестрой воздушно десантной санитарной авиации. Кажется, их называли «Ипса». Она умела прыгать с парашютом. Я служил в Корее… вы знаете? Ну а она – в Индокитае. Вы спрашивали, что нас двоих связывало. Так вот это и связывало. В каком то смысле. Она носила военную форму с какой то эмблемой. Французской. Я не знал точно с какой.

– Что это был за лагерь – французские части там были?

– Лагерь находился в распоряжении НАТО – кого там только не было. Много разных частей: инженерные, парашютные, кавалерия. Территория размером с Голландию, голая, сухая… Не сельскохозяйственные земли. Местность, пригодная только для маневров и очень… скалистая.

– Вам нравились французы… ладили с ними?

– Нет, не выношу гомиков.

Ван дер Вальк усмехнулся про себя. Голландцы всегда не переносили французов.

– Они что же, никудышные солдаты? – задал он вежливый вопрос.

– О, они довольно стойкие. Я разговаривал с некоторыми, служившими в Алжире, в Индокитае. Они все немного чокнутые. Я просто не люблю их.

– А Эстер?

– Она привыкла к ним, – сказал он.

– Эстер разговаривала по французски с Рут. Вы не думаете, что ее отец был французом?

– Я предпочитаю не думать об этом.