– Что вы собираетесь сказать прессе?

– Собираюсь слопать прессу с замечательным молодым горошком.

– Как, в такое время года?

– Нет, я не пьян… я пил молоко с министром юстиции.

– Короткое заявление. – Ван дер Вальк оглядел собравшихся представителей прессы. – Давайте избавимся от нескольких ложных представлений. Этот автомат – можете забавляться по поводу него, но не будем забывать об истине, о детях, как бы скучно это ни было. Я резюмирую. Эстер Маркс не является еврейкой, равно как и арабкой. Прошу прощения – не являлась. Она не была, повторяю, не была эмигранткой, ни политической, ни какой либо другой. Вышла замуж самым обыкновенным образом за голландского гражданина, обычным был и ее статус. Не было и не могло быть вскрыто никакого политического мотива ее убийства. И хватит об этом, – с привычной монотонностью заключил он. – Не обнаружено никаких особых дружеских связей или подозрительных контактов. Она отошла от всяких дел, ее личная жизнь была спокойной, без намека на какой либо скандал. Поскольку здесь нет никаких гангстеров, соответственно, нет и никаких банд. Точка. Абзац. Убийца – мы его не знаем, у нас нет его портрета. Он, безусловно, человек с помутившимся рассудком, что, однако, не означает, что он опасный или невменяемый преступник. Никакой угрозы населению не существует, и вы можете опубликовать это. Этот человек бесследно исчез. Не могут и не будут, повторяю, не могут и не будут даны какие либо детали о ведущихся или планируемых действиях по его розыску. И последнее: не следует ожидать никаких эффектных действий в ближайшем будущем. Идут долгие и утомительные проверки нескольких линий расследования. Так, теперь вопросы.

– Этим расследованием руководите вы лично?

– Да.

– Уедете из страны?

– Если понадобится.

– Эта женщина симпатизировала нацистам?

– Вы что, не слышали, что я сказал?

– Что известно о ее прошлом?

– Оно изучается, естественно… Это обычная практика.

– Она встретила своего мужа во Франции. Не продиктует ли вам этот факт направление ваших будущих передвижений, комиссар?

– Совсем не обязательно.

– Как обстоят дела с той девочкой, о которой заботится ваша жена?

– Никаких упоминаний о ребенке. Это противоречит всякой этике и совершенно неуместно – уясните это.

– Предложил ли ее муж какие то конструктивные идеи?

– Он не имеет никакого понятия о том, зачем вообще понадобилось убивать его жену.

– Комиссар, вы исключили выгоду, садизм, политику, страсть. Каким мотивом, по вашему мнению, следует руководствоваться при проведении этого расследования?

– Никаким.

– Бессмысленное убийство?

– Я сказал, что это, безусловно, человек с помутившимся рассудком, если не невменяемый.

– А вы уверены, что это мужчина?

– Нет. Оружие позволяет это предположить, вот и все.

– Ваша предыдущая версия – о том, что это профессиональный убийца, – не меняется ли она в свете того, что вы сейчас узнали?

– Я стараюсь набраться терпения. Это выглядело и выглядит так, словно мы имеем дело с человеком хладнокровным, умелым и сообразительным, который, возможно, привык обращаться с огнестрельным оружием. Все остальное выяснится позже.

– Комиссар. – Последняя попытка совершить рывок. – Помогают ли вам в вашем расследовании военные власти?

– Если я увижу, что нуждаюсь в этом, я обращусь к ним. Но не в настоящее время. А теперь, с вашего позволения, я отправлюсь домой – ужинать.

Он уже вышел в коридор, когда его окликнули:

– Вас к телефону, шеф.