Мне показалось естественным обратиться к властям за информацией об этом офицере. Тем не менее я почувствовал, что что то замалчивается, когда затрагивается вопрос о войне в Алжире. Комментировать это не входит в мои обязанности.
Вуазен холодно кивнул.
– Среди всех советов, которые я получил, один был особенно ценным, – продолжал Ван дер Вальк ровным официальным тоном. – Обращаться, когда надо что то узнать, на самый верх. Общеизвестно, что главнокомандующим 7 й группы был офицер, отличившийся во время защиты Дьенбьенфу. Офицер с абсолютно безупречной репутацией. Поразмыслив, я позвонил ему. Результатом стало то, что я представлен вам, мой полковник, и теперь вы знаете столько же, сколько я сам.
– Теперь мне понятнее, почему вы сделали этот… неожиданный… телефонный звонок. Довольно смелый поступок.
– С точки зрения тех, кто знает генерала? Согласен, мне потребовалась вся дерзость, на какую я только был способен.
Вуазен не улыбался. С другой стороны, разгневанным он тоже не выглядел.
– Эта дерзость – коль скоро вы сами употребили это слово – была, без сомнения, большим нарушением протокола. – Нельзя было понять, позабавило ли это его. – С точки зрения тех, кто знает генерала, – пауза, – это был, возможно, расчетливый шаг.
– Я не знаю его, – ответил комиссар с сожалением. – Скорее я думал о том, что ко всему изложенному в письменном виде относятся с осторожностью… да вы сами прекрасно понимаете это, мой полковник.
– Да, безусловно. Вам есть что добавить?
– Возможно, то, что в моем положении важно не допускать промедления. Мне предстоит вести расследование уголовного преступления. Эта женщина… поскольку я не могу больше уберечь ее, мой долг ее защитить.
Полковник Вуазен какое то время переваривал эту фразу, изучая ее под разными углами зрения.
– Да, – сказал он наконец. – Ваш долг, безусловно, задать некоторые вопросы. Моим долгом будет ответить на некоторые из них. На остальные… Что ж, вы вправе прозондировать. Если я не ошибаюсь, вы хотели бы побольше узнать о лейтенанте Лафорэ… Я не спрашиваю вас о том, каким образом вам стало известно это имя. Скорее всего, вы не захотите мне сказать этого. Но ответьте, что дает вам основания предполагать, что мужчина, служивший в 1954 году в войсках за рубежом, имеет какое то отношение к смерти какой то женщины в Голландии?
– Тот военный в Голландии, – последовал тяжелый ответ. – Хороший человек, честный человек. Он предложил этой женщине выйти за него замуж, что было в некотором роде донкихотством, и он – сказать «бросил вызов» было бы слишком сильно – сделал это вопреки официальному неодобрению своего начальства. Это был первый сигнал о том, что что то должно было быть известно о ней. Он человек трудолюбивый, конформист, исполнительный, не отличающийся особым интеллектом. Но однажды он совершил отчаянно смелый поступок, в Корее, и был награжден за это. Я думаю, что это была другая вспышка открытого неповиновения, некое лихое «Черт побери!». Возможно, я ошибаюсь. Но женщина была беременна. Зная об этом, он предложил ей выйти за него замуж. Зная об этом, она приняла его предложение. Вывод ясен: она не могла или не захотела выйти замуж за отца ребенка. Она пошла даже на то, чтобы очернить себя, заявив, что не знает, кто отец.
– А разве такое не может быть правдой? – тихо спросил Вуазен. – Разве у нее не могло быть нескольких любовников? Не начали ли вы с лейтенанта Лафорэ потому лишь, что это было первое имя, которое донесли до вас слухи?
Не очень язвительно. Самое большое – полуязвительно. Но Ван дер Вальк был задет.
– Боюсь, что вы сочтете мой последний довод неубедительным, – мрачно сказал он.
– Это я сам решу, – произнес полковник таким тоном, которым, вне всякого сомнения, разговаривал с солдатами, совершившими ограбление, изнасилование или дезертирство, а потом утверждавшими, что у них, видимо, было помрачение ума. |