– Вы хотите сказать, что дело было замято. Это должно было быть замято.

– Полноте, комиссар. Вы используете уничижительную формулировку применительно к законной процедуре. Это был гражданский трибунал с, уверяю вас, энергичным обвинителем, так же как компетентными судьями. Только не подумайте, что речь идет о коррупции. Нет. Но все свидетели были лжесвидетелями, что правда, то правда.

– Как… они лжесвидетельствовали против собственного товарища?

– Они все сошлись во мнении, что он был очень пьян… все произошло в баре. Что он размахивал пистолетом, что она храбро отняла у него пистолет, что он спьяну сопротивлялся и был ранен в процессе последовавшей борьбы. Владельцу бара было сказано очень ясно, что, если он выразит хотя бы малейшее сомнение по поводу утверждения французских офицеров, его бар взлетит на воздух… вместе с ним самим. Это происходило тогда – да, совершенно верно, – когда одна улица в Алжире была известна в народе как Улица бомб. Видите, комиссар, я рассказываю о вещах, которые делают мне мало чести. Позже вы поймете, что в решении, которое пришлось принять генералу, он руководствовался соображениями, как лучше защитить честь армии. Тем не менее это не первое подобное решение им принятое.

Ножницы замелькали быстрее.

– А как же их товарищ?

– Вам знакомо французское оскорбительное выражение «фальшивый друг»?

– Да.

– К Эстер Маркс относились как к товарищу. Помните, вы должны помнить, поскольку это публиковалось под крупными заголовками, что Женевьева де Галард была награждена в Дьенбьенфу орденом, заимствованным у офицера парашютно десантных войск? Эстер там не было. Но она выполнила ту же работу и была готова сделать это снова. Она сделала все возможное, чтобы быть вместе со своим любовником в Дьенбьенфу. На этот счет ходят легенды. Я слышал их, но не могу ручаться за их достоверность. Я не бывал там и никогда не встречался с Эстер. Она, безусловно, была необузданным человеком. Она была опытной парашютисткой. Что касается меня лично… мой Индокитай – это конторы Сайгона. Я никогда не видел горного региона. – Уж не нотка ли сожаления прозвучала в его голосе?

– Однако… значит, Лафорэ совершил что то неблаговидное? В чем заключалась его вина?

– Он дезертировал… перед лицом врага. Тем не менее его не расстреляли за это.

– А она… ребенок родился у нее только спустя несколько лет… О господи… вы хотите сказать, что она этого не знала. А потом узнала.

– Вы попали в точку. Никто не знал. Несколько опорных пунктов, в особенности расположенных по периметру лагеря, были захвачены и так и не отбиты снова. Офицеры и солдаты объявлены пропавшими без вести. Очень долго после этого не было известно, попали они в плен или были убиты. И никогда не выяснилось, умерли ли некоторые от ран или во вражеском плену. Не исключается, что все пали духом перед лицом врага. Существует легенда, что один из офицеров на «Беатрис» запросил пощады. Это было опровергнуто как вьетнамская пропаганда.

– Что то в вашем тоне, мой полковник, говорит мне, что вас не вполне удовлетворяют легенды о Дьенбьенфу.

– Это неуместное заявление.

– В таком случае прошу меня простить.

Вуазен встал, подошел к окну и какое то время постоял там, прежде чем снова повернуться к Ван дер Вальку. Выражение с лица на фоне окна было непроницаемым.

– Я юрист. Я изучал уголовное право, но я также знаком с современными концепциями. Вот вы, например, знакомы с понятием «криминальный брак»? Существуют два участника преступления: преступник и жертва, связанные тем, что называют браком.