– Не очень вижу, чем мы можем помочь друг другу, – сказал Ван дер Вальк с весьма неуклюжей голландской иронией.

– Ну что вы. Генерал не сказал бы нам ничего. Вы можете посчитать, что это – желание не выносить сор из избы. Но он не может остановить вас. Я был изумлен… и полон восхищения… когда вы вышли на него.

– Удобно для вас.

– Даю вам слово… я никогда даже не слыхал о Лафорэ. Это совершеннейшая правда, что наши люди в Голландии были так же обескуражены, как и вы. Это имя ни о чем не говорило мне. Потом я проверил в Париже, просто на всякий случай, и подумать только! Оказывается, у нас есть заведенное на него досье. Досье, в котором ничего нет. Умер. – Он изобразил кого то, аккуратно сдувшего пыль с папки, а потом брезгливо стряхнувшего эту пыль с проворных коричневых пальцев, и сделал большой глоток горячего вина.

– А на кой черт вам это досье? – спросил Ван дер Вальк, тоже отпив глоток.

– Совершенно согласен, но это автоматически, понимаете. Офицер, уволенный со службы… мог затаить злобу. Никто никогда не проверял этого… ничего не известно о Лафорэ, ни в Париже, ни где бы то ни было еще.

Ван дер Вальк проворчал с мрачной яростью:

– Пять минут назад я сказал себе, что, будь я моложе лет на пять, я бы дал вам в челюсть. Лучше уходите с глаз моих, или зовите вашего эксперта по дзюдо… Он наверняка где то поблизости. – Он чувствовал себя как медведь, которого дразнили маленькие тявкающие собачонки.

– Я вижу, что вы наслушались легенд, которые ходят о нас, – сказал коричневый человек. – Зарубите это себе на вашем медном голландском лбу… Мы допустили со своей стороны непроходимую глупость. Вы сами, ничего толком не зная, уловили это. Со всеми нашими ресурсами экспертов по дзюдо, с кусками информации, торчащими из всех мест, мы не смогли установить связь. Старая история – правая рука не ведает, что творит левая. Неужели я должен разжевывать это? Ваша история заинтересовала их в Голландии, и они подумали, что там есть что то для нас. Они послали сигнал с просьбой навести здесь справки. Имя Эстер Маркс показалось смутно знакомым. По чистому совпадению старик Мари позвонил мне, заботясь об одном – о собственной заднице. С этого момента я выбиваюсь из сил, чтобы встретиться с вами. Когда я попал сюда, мне пришло в голову, что нам лучше настроить наши скрипки на одну тональность.

– Досье на Лафорэ.

– Я не знал, что оно существует, еще час назад. Короткие умишки в Париже хотели бы, чтобы это дело было закрыто, и решили, что вы будете иметь последний доступ к нему. Нам неизвестно, где он находится и даже жив ли он вообще. Все, что мне удалось узнать, так это что существовало какое то обвинение в насилии… он был ранен в борьбе с Эстер Маркс, но оружие принадлежало ему. Это обвинение не было выдвинуто в свое время, поскольку он был уволен из армии и от него освободились.

– Обвинение в насилии, черт побери, – сказал Ван дер Вальк мрачно. – Ему было предъявлено ложное обвинение.

Коричневый человек отставил в сторону свой стакан.

– Самое смешное, что в том досье есть записка с таким предположением, но это не смогли доказать. На самом деле на данном этапе будет довольно трудно доказать даже то, что Лафорэ вообще существовал. – Он взглянул на Ван дер Валька и хихикнул. – Вы… вы действительно упустили военный рацион из своих рук.

– Скажите ка мне, – потребовал Ван дер Вальк скрипучим голосом, как какой нибудь гангстер из голливудского фильма тридцатых годов, – а вам то что за корысть во всем этом деле?

– А как же. – Человек немного покурил в молчании и пробормотал: – Не так уж плохо говорить правду каждые полгода, – еще покурил и решил прекратить изображать из себя агента секретной службы.