— Это наш дом! Понимаете? Наш! — крикнула Лена. — Вы не смеете нас выгонять!

Она стояла перед немецким солдатом, маленькая, в дырявых валенках, в старом платке, повязанном вокруг шеи.

Озябшими пальцами отвела свесившиеся на лоб светлые волосы и посмотрела врагу прямо в глаза.

Он не понял ни слова. На минуту в комнате стало очень тихо. Но в следующее мгновенье солдат схватил девочку за плечи и толкнул с такой силой, что она отлетела за дверь, ударилась в кухне головой о плиту и свалилась на пол.

То с одного, то с другого двора фашисты уводили коров. Дошла очередь и до Никулиных. И снова Лена не стерпела. Она повисла на рогах у Зорьки с отчаянным криком:

— Не дам! Умру, а не отдам!

Солдат оторопел. Он с тупым недоумением посмотрел на девочку, пробурчал что-то себе под нос и кивнул второму солдату. Они ушли. Бывает же так! Ушли! Зорька осталась в хлеву.

В другой раз немец, живший тогда у Никулиных, почистив свои сапоги, повесил их над столом на крюк для лампы. Лена сорвала сапоги с крюка и с размаху кинула в сени, крича:

— Да что за мода такая, чеботы над столом вешать?

Гитлеровец бросился к ней, она увернулась, выскочила из хаты и целую неделю не возвращалась домой. Ночевала она то у Гали Носаковой, то у Гордиенок.

Когда Надя сказала ей, что листовки расклеили они с Олей, Лена, глядя на Надю пристально, не мигая, попросила:

— Пойдете еще, возьмите меня… Возьмите меня к себе! Я смогу. Вот увидите! Надя, обещай, что возьмешь!

А потом они сидели у Гордиенок — пять девочек — Надя Гордиенко, Оля Цыганкова, Нина Погребняк, Варя Ковалева, Лена Никулина.

— Люди говорят: и зачем эти листовки клеют? Спалят нам село из-за этих листовок! — сказала Нина Погребняк.

— А моя мама заплакала от радости, — сказала Лена. — Спасибо, говорит, тем, кто писал, за добрые вести.

— Нет, листовки, если еще найдем, клеить надо обязательно, — сказала Варя Ковалева. — А еще что будем делать?

— А еще, — сказала Лена, — мне Вася перед войной одну книжку читал, про мальчика… имя такое мудреное… Как он с товарищами всем помогал.

— Тимур! — воскликнула Нина — еще бы ей не помнить Тимура! — Книга «Тимур и его команда». Там ребята хорошо решили — у кого сын или муж в Красную Армию ушел, мужиков в доме не осталось, тем помогать. Воду носили, дрова рубили, в общем, по хозяйству…

— Я буду ходить к Матвеевне, я люблю с маленькими, — сказала Варя, — у нее пятеро…

Разнесли девочки по селу листовки, подобранные Надей с Олей, и вдруг появились в Покровском воззвания, написанные от руки. Надя сказала подругам:

— А мы разве не можем сочинять такие же?

Надя же и сочинила первую листовку, а Нина Погребняк, у которой был самый красивый и четкий почерк, переписала ее десять раз на десяти плотных бумажных квадратах. Но когда Толя, пораженный своей догадкой, стал расспрашивать сестру, Нина ни в чем не призналась. Едва он, огорченный и рассерженный ее упорством, ушел из дому, Нина побежала к Наде Гордиенко. Там она застала Олю и Лену с Варей.

— Толька мне не поверил! — говорила она, спеша рассказать о том, как донимал ее брат. — Все равно не поверил, хоть я и не призналась. Как же быть? Он мне теперь шагу ступить не даст. Будет ходить следом, проверять, высматривать!

— А знаете, девочки, — сказала Лена, — мальчишки тоже свое придумали, я тут как-то зашла к Носаковым… К тете Домне, — поспешно добавила девочка, — и они сразу всполошились, что-то прятать начали.