Изменить размер шрифта - +
Они с Толей прийти не могут. Вот вам обед.

 

Он подал Андрею Михайловичу узелок с едой, повернулся и исчез в кустах.

 

…Весь день Вася нетерпеливо ждал. Если бы снова появился Степан Иванович, если бы он помог переправить Сережу к партизанам! В отряде, наверно, есть врач или хоть кто-нибудь понимающий. Найдутся и лекарства… Но Степана Ивановича не было.

 

Вечером Вася с Толей застали Андрея Михайловича на обычном месте, подле больного. Он сидел неподвижно, не сводя глаз с воспаленного Сережиного лица. Даже теперь, в сумерках, было видно, что Сереже гораздо хуже, чем вчера.

 

— Вот мы вам принесли, — помолчав, сказал Толя.

 

Андрей Михайлович поднял усталые, непонимающие глаза. Толя протянул ему сверток: это была одежда — рубашка, брюки и старые, стоптанные башмаки.

 

— Это вам переодеться, — сказал Толя. — В том, что на вас, далеко не уйдешь. Это Васиного брата вещи.

 

— Спасибо, ребята. Вот только бы Сереже стало получше…

 

— Откуда он? — тихо спросил Вася.

 

— Из Москвы. Студент. Один сын у матери. Еще сестренка у него есть. Он ее часто вспоминал… Галей звать… — Андрей Михайлович умолк, стараясь разглядеть в темноте лицо больного, потом сказал шепотом: — Боюсь, не встанет. Может, напрасно я взял его с собой? Ведь видел, что нет у него сил. Да не мог я его там бросить!

 

Ребята сидели притихшие. Они не могли уже видеть Сергея, они только слышали его хриплое, неровное дыхание. Вдруг он заметался, простонал коротко и затих. Андрей Михайлович близко наклонился к нему. Прошла минута, другая…

 

— Все… — сказал Андрей Михайлович.

 

Мальчики вздрогнули. Толя протянул руку и дотронулся до руки Сергея. Вчера днем, при свете, она поразила его своей худобой: хрупкая, бессильная, она казалась совсем прозрачной. Сейчас она была странно тяжелая, неподвижная, неживая. И Толя горько, всем своим существом почувствовал: юноша умер. Умер, так и не придя в сознание, не порадовавшись близкой свободе, не узнав, что рядом друзья.

 

Забрезжил рассвет. Андрей Михайлович бережно вынул из кармана Сергея пакетик, завернутый в носовой платок. В пакетике была фотография — улыбающаяся девушка, на оборотной стороне карточки надпись: «Дорогому Сереже от Гали». Вместе с карточкой лежало протершееся на сгибах письмо.

 

— «Милый мой мальчик, дорогой мой Сережа, когда же мы, наконец, увидимся?» — прочел Андрей Михайлович и не кончил: голос его сорвался. Он снова завернул письмо и карточку в платок и спрятал у себя на груди.

 

— А теперь прощайте, ребята. Спасибо вам.

 

— Нет, подождите! — тихо, но настойчиво сказал Вася. — Вам надо остаться здесь. Будьте тут, никуда не уходите. А поесть мы вам принесем.

 

Андрей Михайлович посмотрел на него внимательно, но ничего не спросил.

 

…Степан Иванович пришел через два дня после похорон Сережи. Он, не перебивая, выслушал все, что рассказал ему Вася, потом, дождавшись темноты, вместе с Васей и Толей Прокопенко спустился в овраг. Пока Степан Иванович разговаривал с Андреем Михайловичем, мальчики их сторожили. А потом Толя подошел к Степану Ивановичу и, по-военному опустив руки по швам, четко произнес:

 

— Обращаюсь к вам с просьбой зачислить меня в ваш партизанский отряд. Хочу воевать по-настоящему.

 

— Я тебя вполне понимаю, — ответил ему Степан Иванович, ласково глядя на побледневшее от волнения лицо Анатолия. — Вот и Василий и другие твои товарищи тоже, верно, хотели бы вступить в наш отряд.

Быстрый переход