Вася обхватил раненого поперек живота, напрягся, шатаясь, поволок в дом.

С трудом поднявшись, Домна Федоровна вошла следом, отыскала спички, зажгла фитилек коптилки, поднесла огонь к лицу раненого. Слипшиеся от крови волосы закрывали лоб. Губы распухли, правую щеку от виска к подбородку пересекала кровавая полоса.

Они согрели воду. Так же хозяйственно и аккуратно, как шила и чинила, Домна Федоровна разорвала на бинты полотенце. Опустив тряпку в таз с водой, она осторожно обмыла черные запекшиеся губы, отвела рукой волосы, дотронулась влажной тряпкой до лба. И черты этого лица словно проступали, становились все отчетливее. Кого же они напоминали? Кто был перед ней?

— Вася! — сказала Домна Федоровна. — Посмотри! Узнаешь? Да ведь это наш постоялец!

Бывает же так: жил у них в Покровском целое лето парнишка. Веселый, мастер на все руки, гармонист. Сирота, он приехал после армии погостить к тетке, а тетка уехала к дочери в Сибирь.

— Что ж не списался? — спрашивали его. — Куда ж теперь?

— А некуда…. — отвечал он растерянно. — Может, в город подамся, на работу устроюсь…

— Осенью и подашься, — решила Домна Федоровна, — а пока поживешь у нас, отдохнешь.

Его звали Костя Савинков. Он прожил у них все лето. Денег с него Домна Федоровна не взяла, но он не даром ел хлеб: починил завалившийся плетень, перекрыл крышу, сколотил стол и две табуретки.

— Ну, чего еще сделать? — спрашивал он, блестя глазами. — Нам это пара пустяков!

Прощаясь, говорил благодарно и грустно:

— Никогда вас не забуду. Спасибо вам. Когда еще свидеться придется!

Вот и свиделись. У него были перебиты ноги, осколок оцарапал лицо. Он был без сознания.

— Дайте мне смерти, — повторял он то громко, то переходя на шепот. — Дайте мне… Дайте…

— Утром позовем доктора, — сказала Домна Федоровна. — Сейчас, видно, уж никого не разыщем. Ох, скорей бы завтра!

…И завтра настало. Но это было страшное завтра: в Артемовск вошли фашисты.

ОТСТУПЛЕНИЕ

Люди не выходили из дому, не открывали ставен: затаились, жили вполголоса. Казалось, если открыть окно, самый воздух с улицы, отравленный дыханием врага, ворвется и сдавит грудь.

Костю поместили в чулане. Там было сыро, но что поделаешь? В комнату каждую минуту мог войти гитлеровец — они входили без спроса, не стучась, как хозяева. Дверь чулана задвинули сундуком, завесили всякой ветошью — так было надежнее.

На стенах чулана Домна Федоровна с Васей развесили одеяла: свое, дяди Егора и то, что Вася стянул с кровати в чужом доме. Оно изорвалось, но Домна Федоровна наложила заплаты и повесила на стену, которая выходила на северную сторону. Надо бы вернуть людям… Да как объяснишь, зачем брал?

Весь день у Домны Федоровны проходил в хлопотах: то стирала бинты, то осторожно меняла повязки. Ночью в очередь с Васей вставала по нескольку раз, чтоб присмотреть за Костей, поднести чашку с водой к его пересохшим губам. И все время прислушивалась к тому, что происходит за стенами: не идет ли кто? Не следят ли за домом? Не заметили ли чего?..

Костя пришел в сознание., Но лучше ему не стало. Домна Федоровна со страхом глядела на черные пальцы его ног. Чернота ползла вверх, ноги у колена были опухшие, красные. Как бы совсем ног не лишился.