Он мало годится на роль жестокого и тщательно все продумавшего преступника. И вряд ли он настолько изощрен, что сам вскроет свой замок. Однако не это существенно. Я велел ему пока оставаться дома. Ботулинус и дьявольский микроб выкрадены с определенной целью. У инспектора Вилли просто руки чешутся от желания действовать.
Пусть его люди установят круглосуточное наблюдение за домом Хартнелла.
Если виновником окажется сам Хартнелл, то он не настолько глуп, чтобы держать контейнеры с микробами дома. Если же они где‑то вне дома, то ему до них не добраться. И это уже утешительно. Нужно также проверить достоверность его безрезультатного ночного путешествия.
– Это мы сделаем, – уверил Харденджер. – Что‑нибудь Чессингем сообщил о Хартнелле?
– Ничего полезного. Имеются только одни мои предположения. Мне было известно, что единственного из всех работающих в лаборатории номер один можно шантажировать или вовлечь – Хартнелла. Важно здесь, что об этом еще кто‑то знает. Этот некто знал, что Тариэла нет дома. Вот он‑то нам и нужен. Но как он обнаружил?
– А как обнаружили вы? – спросил Харденджер.
– Сам Тариэл мне об этом сказал. Пару месяцев назад я помогал Дерри проверить группу вновь прибывших ученых, тогда и просил Тариэла дать мне имена всех мортоновских служащих, обращавшихся к нему за финансовой помощью. Хартнелл оказался единственным из целой дюжины.
– Вы попросили или потребовали?
– Потребовал.
– А знаете, что поступили незаконно? – проворчал Харденджер. – На каком основании?
– А вот на каком. Если бы он отказался выполнить мои требования, то у меня хватало фактов, чтобы упечь его за решетку на всю жизнь.
– И у вас действительно были такие факты?
– Нет. Но у такого темного субъекта, как Тариэл, всегда рыльце в пушку. Он согласился выполнить мое требование. Возможно, именно Тариэл сказал кому‑то о Хартнелле. Или его компаньон Ханберри.
– А как относительно других членов фирмы?
– Их нет. Даже машинистки. В подобных делах не полагаются даже на собственную мать. Кроме этих двух о финансах Хартнелла знали Кливден, Уйбридж, возможно, Кландон и я. И конечно, Истон Дерри. Больше никто не имел доступа к секретным папкам в Мортоне. Дерри и Кландона нет в живых...
А Кливден?
– Это смешно. Он почти всю ночь провел в военном министерстве. В Лондоне.
– А что здесь смешного? Если Кливден, обладая такой информацией, передал ее еще кому‑то... – Харденджер промолчал. – Затем Уйбридж. Что он делал вчера в ноль часов?
– Спал.
– Кто вам это сообщил? Он сам? – Харденджер кивнул, а я продолжал развивать мысль:
– А подтверждение? – Харденджеру стало неловко. – Он проживает один в офицерском бараке. Он вдовец. Обслуживает его ординарец.
Ну, это ничего. А как других? Проверили?
– Было еще семеро, – сказал Харденджер. – Первый, как отметили, ночной часовой. Он прослужил только два дня, его перевод был полнейшей неожиданностью для меня: послали из полка заменить заболевшего. Доктор Грегори был дома всю ночь. Он живет в довольно дорогих меблированных комнатах высшего класса за пределами Альфингема. Полдюжины людей могут клятвенно подтвердить, что он находился дома, по крайней мере, до полуночи. Он отпадает. Доктор Макдональд был дома с очень респектабельными друзьями. Играли в карты. Двое из них – техники. Верити и Хит были в прошлый вечер на танцах в Альфингеме. Остальные двое – Робинсон и Марч были на свидании со своими подружками. Ходили в кино, в кафе, затем такси, и – к ним домой.
– Итак, вы ничего не обнаружили?
– Ровно ничего. |