|
Ваш муж может считать, что его никто не видел, но, уверяю вас, на отрезке от вашего дома до Альфингема жизнь бьет ключом между десятью тридцатью и одиннадцатью часами: влюбленные, джентльмены на полпути из кабака домой, осушившие последнюю бутылку и готовящиеся к домашнему скандалу, старые леди, а иные и не такие старые, выглядывающие из‑за полузадернутых занавесок. С группой детективов я могу к завтрашнему полудню опросить массу людей, и, клянусь, дюжина жителей Альфингема подтвердит, что вчера вечером видели доктора Хартнелла ожидающим у конторы Тариэла. Впрочем, нет нужды даже и это делать.
– Он и это учитывает, Том, – тихо прошептала миссис Хартнелл. – Да, именно это я и учитываю: кто‑то старается навлечь на вас подозрение, Хартнелл. Дня два посидите дома, я сообщу об этом в Мортон. Ни с кем не разговаривайте, ни с кем. Хотите – лежите в постели, но ни с кем не общайтесь. Ваше отсутствие на работе по болезни в таких обстоятельствах заставит думать преступников, что мы подозреваем вас. Понимаете? – Да. Прошу прощения, Кэвел, что свалял дурака, но... – Я тоже был не на высоте. Спокойной ночи. В машине Мэри недоуменно спросила: – Что произошло с легендарной непримиримостью Кэвела? – Не знаю. А как ты думаешь? – Тебе не следовало убеждать его в невиновности. После его признания тебе стоило бы промолчать, пусть он продолжал бы свою деятельность. Подобный Хартнеллу человек не смог бы скрыть своего смертельного страха, а это как раз и помогло бы тебе: настоящий преступник решил бы, что подозревается Хартнелл. Но ты не мог так поступить, не правда ли? – До женитьбы я таким не был. Теперь я конченый человек. Кроме того, если его обвинить, то он сойдет с ума. Она немного помолчала. И хотя я не видел ее отчетливо – она сидела слева, – но чувствовал: она разглядывает меня. Наконец, услышал: – Не понимаю. – Со мной три полиэтиленовых мешочка, лежат на заднем сиденье. В одном из них – образец сухой грязи. Хартнелл постоянно ездит на работу автобусом, но я обнаружил эту характерную рыжеватую глину под передним крылом его мотороллера. Такую глину можно отыскать только на окружающих главный въезд в Мортон полях. Во втором мешочке – молоток, который я нашел в его сарае. Готов поклясться, что пара седых волосков, к нему прилипших, принадлежит известной собаке по кличке Ролло, которой вчера ночью крепко досталось. Третий мешочек хранит тяжелые кусачки с изолированными ручками. Их тщательно вычистили, но электронный анализ установит идентичность зазубрин режущей части с зазубринами на перекушенных обрывках колючей проволоки в Мортоне. – И все это ты нашел? – прошептала она. – Все это я нашел. Почти гениально, сказал бы я. – Ты сильно взволнован, не так ли? – спросила Мэри. – Даже имея такие веские улики, ты все же считаешь его невиновным? Полагаешь, что кто‑то пойдет так далеко, что... – Хартнелл невиновен. В убийстве, во всяком случае. Кто‑то вскрыл его сарай ночью, на это определенно указывают зазубрины на замке, если знаешь, где их увидеть. – Тогда почему ты снял... – Было две причины. Потому что на нашем острове есть такие полицейские, которые крепко усвоили и уверовали в детское правило дважды два обязательно дает четыре. Такие не станут долго рассуждать и сразу поволокут Хартнелла к ближайшему старому дубу. Глина, молоток, кусачки, скачущий под луной преступник – чертовски занятно, не правда ли? – Да. А может... – Ерунда. – Я назвал доктора Хартнелла лжецом, он недалек и всему верит. Ночью все кошки серы. Человек на мотороллере в пальто, шляпе и очках ночью похож на всякого другого в пальто, шляпе и очках. |
