Я спросил о более поздней части вечера, и они рассказали, что в девять тридцать сели у телевизора и смотрели «Золотую кавалерию», с успехом шедшую в Лондоне телевизионную пьесу.
– Вы видели? – вмешалась Мэри. – Я тоже смотрела. Пьера вечером не было, он ушел по делу с коллегой, и я включила телевизор. Это было восхитительно.
Несколько минут они обсуждали пьесу. Я знал, что Мэри смотрела программу и теперь выясняла, действительно ли они тоже видели. Без сомнения, они смотрели.
– Когда кончилась пьеса? – спросил я немного погодя.
– Около одиннадцати.
– А потом?
– Легкий ужин и сон, – сказал Хартнелл.
– Примерно в одиннадцать тридцать?
– Да, самое позднее в одиннадцать тридцать.
– Ну что ж. Совершенно удовлетворительно. Я услышал покашливание Мэри и мельком взглянул на нее. Ее острые пальчики находились на коленях. Я знал, что это значит. Хартнеллы лгали. Я не мог сообразить в чем, но полностью доверял Мэри. Глянул на часы. Я просил позвонить мне в восемь тридцать – как раз было время звонка. Инспектор Вилли был точен: зазвонил телефон. Хартнелл подошел, а потом передал трубку мне:
– Вас, Кэвел. Полиция, кажется.
Я подошел, поднес трубку не вплотную к уху – Вилли обладал пронзительным голосом, да к тому же я просил его заранее говорить четко и ясно. Он старался:
– Кэвел? Вы сказали, что собираетесь туда, поэтому я звоню. Очень срочно. Еще одна неприятность у Хайлемской узловой станции. Связано с Мортоном, если не ошибаюсь. Большая неприятность. Можете вы приехать туда немедленно?
– Постараюсь. Где эта станция?
– В полумиле от вас. В конце переулка повернете налево и пройдете мимо знака «Зеленые насаждения». Как раз там.
Я положил трубку, встал и, немного поколебавшись, сказал:
– Это был инспектор Вилли. Что‑то стряслось на Хайлемской станции.
Скажите, можно Мэри остаться на несколько минут у вас? Инспектор сообщил о какой‑то неприятности...
– Конечно, – ответил повеселевший от своего алиби доктор Хартнелл. Мы присмотрим за ней, старина.
Я остановил машину в двухстах ярдах от конца переулка, достал фонарь, отмычки, перчатки и направился назад к дому Хартнеллов. Заглянув мельком в освещенное окно, убедился, что нет никакой опасности быть замеченным.
Хартнелл разливал виски, и все трое оживленно болтали, как люди, избавившиеся от опасности. На Мэри можно было положиться – она заговорит любого до бесконечности. Миссис Хартнелл все еще сидела на стуле. Когда мы вошли, она даже не поднялась нас приветствовать. Наверно, у нее болели ноги – эластичные чулки не так незаметны, как полагают их производители.
Гараж был закрыт на тяжелый висячий замок. Правда, обучавший меня кузнец и его знакомые сейчас бы рассмеялись. Но мне было не до смеха и мастером‑кузнецом я не был. Все же я в две минуты открыл замок, почти не оставив на нем царапин. После неудачных занятий биржевой игрой Хартнеллу пришлось продать автомобиль. Теперь его единственным средством передвижения был мотороллер «Весна», хотя, как мне было известно, обычно он пользовался автобусом – в Мортон и обратно. Мотороллер был в хорошем состоянии, выглядел так, будто его недавно вычистили, но чистые части меня не интересовали. Я тщательно осмотрел машину, соскреб засохшую грязь из‑под переднего крыла, положил в полиэтиленовый мешочек и заклеил.
Следующие две минуты я тщательно осматривал гараж, потом вышел и закрыл его.
Затем снова взглянул в окно гостиной. Все трое сидели у огня и беседовали. Я направился в мастерскую, тоже закрытую на замок. Здесь было вполне безопасно; никто из дому меня не заметил бы, поэтому я, тщательно осмотрев замок, не спеша открыл его и вошел внутрь. |