– Кэвел, – сказал он, но руки не протянул, а широко распахнул дверь и посторонился, пропуская нас. – Слышал, вы были в Мортоне. Признаюсь, не ожидал вас здесь. Там мне сегодня задали и так слишком много вопросов.

– Это совершенно неофициальный визит, – успокоил я его. – Моя жена, Чессингем. Когда я гуляю с женой, наручники оставляю дома.

Это было не слишком остроумно. Он неохотно протянул руку Мэри и провел нас в старомодную гостиную с мебелью времен короля Эдуарда, бархатными портьерами от потолка до пола, большим огнем в зажженном камине. В креслах с высокими спинками сидели у огня двое. Довольно милая девушка лет девятнадцати – двадцати, тонкая, с каштановыми волосами и карими, как у самого Чессингема, глазами. Его сестра. Затем, очевидно, его мать, но гораздо старше, чем я предполагал. Однако, разглядев внимательнее, пришел к заключению, что она не так стара, а просто выглядит старой. Седые волосы, в глазах тот особенный блеск, какой иной раз можно заметить у людей, отживших свой век; лежащие на коленях руки, тонкие и морщинистые, с набухшими голубыми венами. Скорее, не старая, а больная, сильно больная, преждевременно состарившаяся. Но сидела она очень прямо, дружелюбная улыбка не сходила с ее худого аристократического лица.

– Мистер и миссис Кэвел, – представил нас Чессингем. – Ты слышала, я говорил о мистере Кэвеле. Моя мать, моя сестра Стелла, – познакомил он нас.

– Как поживаете? – спросила миссис Чессингем тем уверенным, открытым и деловым голосом, который подошел бы скорее к викторианской гостиной и к полному слуг дому. Она пристально посмотрела на Мэри. – Мои глаза, боюсь, уже не те. Но, честное слово, вы красивая. Подойдите и сядьте рядом со мной. Как вам удалось на ней жениться, мистер Кэвел?

– Наверное, она приняла меня за кого‑то другого, – ответил я.

– Такое иной раз случается, – согласилась миссис Чессингем. Несмотря на возраст, глаза ее сохранили живость. Она продолжала:

– Это ужасное происшествие в Мортоне, мистер Кэвел. Ужасно. Я наслушалась обо всем сегодня. – Она немного помолчала, затем слегка улыбнулась. – Надеюсь, вы не пришли за Эриком и не отведете его в тюрьму, мистер Кэвел. Он еще даже не обедал. Вся эта суета, знаете...

– Миссис Чессингем, вся вина вашего сына заключается в том, что он имел несчастье работать в лаборатории номер один. Наша задача простая: полностью и окончательно избавить его от всяких подозрений. Каждое неподтвердившееся мое расследование в своем роде прогресс.

– Ему не от чего избавляться, – с некоторой сухостью сказала миссис Чессингем. – У Эрика с этим делом нет ничего общего. Даже такая мысль смехотворна.

– Конечно. Вы это знаете, и я это знаю, но старший инспектор Харденджер, ведущий расследование, этого не знает. Все должно проверяться, независимо от необходимости такой проверки. Пришлось много похлопотать, чтобы вместо полицейских послали сюда меня. Еле уговорил инспектора. – Я заметил, как широко открылись глаза Мэри, но она быстро овладела собой.

– Зачем же вы так хлопотали, мистер Кэвел? – Я пожалел ее сына, поскольку всю инициативу в разговоре взяла его мать; он, должно быть, чувствовал себя по‑дурацки.

– Да потому, что я знаю вашего сына, а полиция не знает. Это избавит его на три четверти от дурацких вопросов, какие специальный отдел и его детективы могут задавать во множестве, особенно в таком случае, грубых и ненужных вопросов.

– Не сомневаюсь в этом. Не сомневаюсь также, что вы тоже можете быть чрезвычайно жестоки, если понадобится, – она вздохнула и положила руки на подлокотники кресла. – Однако, я надеюсь, вам незачем этого будет делать.