– А вы ожидали отсюда что‑то новое? – уныло спросил он. – Уж не думаете ли вы, что преступник настолько глуп, что не обеспечит себе алиби?

И черт возьми, хорошее. По‑прежнему уверен, что не обошлось без помощи извне.

– Чессингем и доктор Хартнелл. Насколько правдивы их объяснения?

– Почему вы спрашиваете именно о них? – насторожился он.

– Так, интересуюсь. Собираюсь сегодня вечером с ними встретиться, послушать, что скажут.

– Без моего согласия вы не имеете права с кем‑либо видеться, Кэвел, почти закричал он. – Я не хочу, чтобы совершались ошибки...

– Я не ошибусь, поеду, Харденджер. Ведь сам Шеф говорил, чтобы дали свободу действий, не так ли? Препятствуя мне... знаете, я несколько иначе понимаю свободу действий. Шефу это не понравится, Харденджер.

Мой собеседник помолчал, успокоился и наконец произнес ровным тоном:

– Вы утверждали, что не подозреваете Чессингема.

– И все‑таки хочу увидеться с ним. Он внимателен и осторожен, он более обычного дружен с доктором Хартнеллом. Меня прежде всего интересует Хартнелл. Он довольно выдающийся исследователь, однако в денежных делах весьма неразборчив. Он полагает, что если умен в науке, то таковым будет и на бирже. Три месяца назад Хартнелл вложил деньги в ненадежную компанию, которая помещала свои рекламы во всех национальных еженедельниках. Он почти все потерял. Затем, за несколько недель до моего ухода из Мортона, заложил свой дом. Подозреваю, что и его потерял, пытаясь возвратить ранее утраченное.

– Так какого черта вы не говорили мне об этом прежде? – возмутился Харденджер.

– Мне это только сегодня вечером совершенно внезапно пришло в голову.

– Совершенно внезапно пришло... – Харденджер умолк, будто ему заткнули рот, затем сказал задумчиво:

– Не слишком ли это легко? Броситься на Хартнелла только потому, что его ожидает вызов в суд как банкрота?

– Не знаю. Но, повторяю, он не во всем поступает здраво. Мне нужно выяснить. У обоих алиби, конечно?

– Оба были дома. Семьи могут поручиться за них. Потом хочу с вами встретиться, – сдался он. – Буду в Альфингеме.

– Я остановился в «Вогоннере». Сейчас ухожу. Сможете прийти к нам?

Скажем, в десять?

– К нам?..

– Сегодня в полдень приехала Мэри.

– Мэри? – удивился он с долей скрытого подозрения и все же обрадовано.

Единственная причина, почему Харденджер недолюбливал меня, заключалась в том, что я увел от него самую лучшую секретаршу, какую он когда‑либо имел. Она работала с ним три года, и он берег ее как зеницу ока, мою Мэри. Конечно, он ответил, что будет у нас в десять.

Я выехал в Хайлем‑вудс с Мэри. Она сидела рядом, задумчивая и молчаливая. За обедом я рассказал ей все подробности истории. Никогда раньше не видел ее такой напуганной. Двое испуганных в автомобиле... Было чего бояться. Этот дьявольский микроб... К дому Чессингема мы подъехали без четверти восемь. Это был старомодный, каменный, с плоской крышей и длинными окнами особняк. Пролет каменных ступеней вел к парадной двери через подобие рва, проложенного вправо вдоль дома для окон подвального помещения. Шумящие на холодном ночном ветру высокие деревья окружали дом со всех сторон. Пошел сильный дождь. И место, и ночь соответствовали нашему настроению. Чессингем, услышав шум мотора, уже встречал нас на верху лестницы. Он был бледен и утомлен, но в этом ничего удивительного не было: каждый, кто так или иначе был связан с блоком "Е", имел основание в этот день выглядеть бледным и утомленным.

– Кэвел, – сказал он, но руки не протянул, а широко распахнул дверь и посторонился, пропуская нас.