|
.. Я думаю, для всех нас этак будет лучше. — Когда вы думаете уехать? — глухо проговорил Литвинов . Он вспомнил, что те же самые слова ему недавно сказала Ирина. Капитолина Марковна подалась было вперед, но Татьяна удержала ее, ласково коснувшись ее плеча. — Вероятно, скоро, очень скоро. — И позволите ли вы мне спросить, куда вы намерены ехать? — тем же голосом проговорил Литвинов — Сперва в Дрезден, потом, вероятно, в Россию. Да на что же вам теперь это нужно знать, — Григорий Михайлыч?..— воскликнула Капитолина Марковна. — Тетя, тетя,— вмешалась опять Татьяна. Наступило небольшое молчание. — Татьяна Петровна,— начал Литвинов,— вы понимаете, какое мучительно—тяжелое и скорбное чувство я должен испытывать в это мгновение... Татьяна встала. — Григорий Михайлыч,— промолвила она,— не будемте говорить об этом... Пожалуйста, прошу вас, если не для вас, так для меня. Я не со вчерашнего дня вас знаю и хорошо могу себе представить, что вы должны чувствовать теперь. Но к чему говорить, к чему растравливать... (Она остановилась: видно было, что она хотела переждать поднявшееся в ней волнение, поглотить уже накипавшие слезы; ей это удалось.) К чему растравливать рану, которую нельзя излечить? Предоставимте это времени. А теперь у меня до вас просьба, Григорий Михайлыч; будьте так добры, я вам дам сейчас письмо: отнесите это письмо на почту сами, оно довольно важно, а нам с тетей теперь некогда... Я вам очень буду благодарна. Подождите минутку ... я сейчас. На пороге двери Татьяна с беспокойством оглянулась на Капитолину Марковну; но она так важно и чинно сидела, с таким строгим выражением в нахмуренных бровях и крепко сжатых губах, что Татьяна только головой ей кивнула и вышла. Но едва лишь дверь за ней закрылась, как всякое выражение важности и строгости мгновенно исчезло с лица Капитолины Марковны: она встала, на цыпочках подбежала к Литвинову и, вся сгорбившись и стараясь заглянутъ ему в глаза, заговорила трепетным, слезливым шепотом. — Господи боже мой,— заговорила она,— Григорий Михайлыч, что ж это такое: сон это, что ли? Вы отказываетесь от Тани, вы ее разлюбили, вы изменяете своему слову! Вы это делаете, Григорий Михайлыч, вы, на кого мы все надеялись, как на каменную стену! Вы? Вы? Вы? Ты, Гриша?. |
