|
Одни празднества сменялись другими; наступил черед и обычному большому балу в Дворянском собрании. Весть об этом бале, правда в виде объявления в „Полицейских ведомостях“, дошла и до домика на Собачьей площадке. Князь всполошился первый; он тотчас решил, что надо непременно ехать и везти Ирину, что непростительно упускать случай видеть своих государей, что для столбовых дворян в этом заключается даже своего рода обязанность. Он настаивал на своем мнении с особенным, вовсе ему не свойственным жаром; княгиня до некоторой степени соглашалась с ним и только вздыхала об издержках; но решительное сопротивление оказала Ирина. „Не нужно, не поеду“,— отвечала она на все родительские доводы. Ее упорство приняло такие размеры, что старый князь решился наконец попросить Литвинова постараться уговорить ее, представив ей, в числе других „резонов“, что молодой девушке неприлично дичиться света, что следует „и это испытать“, что уж и так ее никто нигде не видит. Литвинов взялся представить ей эти „резоны“. Ирина пристально и внимательно посмотрела на него, так пристально и так внимательно, что он смутился, и, поиграв концами своего пояса, спокойно промолвила: — Вы этого желаете? вы? — Да... я полагаю,— отвечал с запинкой Литвинов.— Я согласен с вашим батюшкой... Да и почему вам не поехать ... людей посмотреть и себя показать,— прибавил он с коротким смехом. — Себя показать,— медленно повторила она.— Ну, хорошо, я поеду... Только помните, вы сами этого желали. — То есть, я...— начал было Литвинов. — Вы сами этого желали,— перебила она.— И вот еще одно условие: вы должны мне обещать, что вас на этом бале не будет. — Но отчего же? — Мне так хочется. Литвинов расставил руки. — Покоряюсь... но, признаюсь, мне было бы так весело видеть вас во всем великолепии, быть свидетелем того впечатления, которое вы непременно произведете... Как бы я гордился вами! — прибавил он со вздохом. Ирина усмехнулась. — Все это великолепие будет состоять в белом платье, а что до впечатления... Ну, словом, я так хочу. — Ирина, ты как будто сердишься? Ирина усмехнулась опять. — О нет! Я не сержусь. Только ты... (Она вперила в него свои глаза, и ему показалось, что он еще иикогда не видал в них такого выражения.) Может быть, это нужно,— прибавила она вполголоса. — Но, Ирина, ты меня любишь? — Я люблю тебя,— ответила она с почти торжественною важностью и крепко, по—мужски, пожала ему руку. |
