Катю Бандит признал сразу. Стоило ей войти в дом, как кот потерся головой о ее ноги. А потом запрыгнул на колени.

— Какой тяжелый, — удивилась Катя. — Откуда он взялся?

— Не знаю, — ответил я. — Всю деревню обошел, ни у кого такой кот не пропадал. Может, из города привезли и выпустили подальше, чтобы не нашел дорогу домой?

Пока Катя была в Черемуховке, Бандит даже не ходил на охоту. Мирно спал у нас в ногах, на улицу выбегал только утром, и то ненадолго — сделав свои дела, сразу возвращался в дом.

Но вот Катя уехала, и кот снова собирается в привычную вылазку.

— Мя-а-ау! Мя-а-ау!

Он негодует, что я не спешу ему на помощь. А я как раз чищу ружье, у меня руки в ружейном масле.

— Подожди, — говорю я Бандиту. — Дай мне закончить.

— Мя-а-ау!

Делать нечего. Придерживая дверную ручку чистой тряпкой, я открываю дверь. Кот ужом пролезает в узкую щель, выбегает на крыльцо и застывает рыжей статуей.

Его спина напряжена, морда задрана к небу, усы мелко подрагивают.

А с неба тихо падают мягкие хлопья снега. Словно сединой припорошило траву, крыши домов стали рябыми от снега.

— Вот и зима, — говорю я коту.

Бандит подозрительно смотрит на меня, как будто предполагает, что это я устроил зиму.

— Может, останешься дома, у печки? — предлагаю я.

Но кот неторопливо спускается с крыльца и исчезает в темноте, оставляя на свежем снегу черные следы.

А я возвращаюсь в дом, протираю ружье и убираю его в чехол. Потом завариваю себе горячий крепкий чай. Меня ждет вечер — уютный, как старый шерстяной свитер.

Треск догорающих дров в печи, чай вприкуску с круглой, твердой карамелью и хорошая книга. Сегодня я выбираю «Таис Афинскую» Ивана Ефремова. Эту книгу мне прислал в подарок Георгий Петрович Вотинов. Генерал знает, как я люблю историческую фантастику.

Трифон полностью вылечил генерала. Медицинская комиссия, которой так опасался Георгий Петрович, не отправила его в отставку. Генерал продолжает служить, и скоро снова собирается ко мне — потропить зайцев по первому, неглубокому снегу.

Я неторопливо листаю страницы. Чудом уцелевшая бабочка вьется вокруг лампы, шуршит крыльями, отбрасывает на стены огромную мечущуюся тень.

Допив чай, я разбиваю кочергой тусклые угли в печке и закрываю заслонку, чтобы тепло за ночь не вытянуло из дома.

Потом перебираюсь с книжкой под одеяло. Глаза слипаются, в воображении шагают фаланги Александра Македонского. Книжка падает из моих рук, и я засыпаю.

А за окном идет снег.

* * *

Утро начинается с бодрого собачьего лая. Я слышу, как скрипит снег под чьими-то шагами. Гость медленно поднимается по ступенькам, стучит в дверь.

— Андрей Иванович, вы дома? — слышу я голос соседки, бабы Тани.

— Входите! — в ответ кричу я.

Но баба Таня еще долго стряхивает с обуви снег на крыльце, и только потом заходит в дом. Останавливается в дверном проеме и снова спрашивает:

— Можно к вам?

На ней резиновые галоши, надетые прямо на серые шерстяные носки, серая фуфайка и серая шерстяная шаль. Снежинок на шали нет — значит, снегопад уже закончился.

— Входите, — с улыбкой киваю я.

И пододвигаю старушке табурет.

— Присаживайтесь. У вас что-то случилось, нужна помощь?

С бабой Таней мы знакомы уже давно. Я помогал ей пристраивать щенков, которых родила ее собака Найда. Живем мы мирно, по-соседски — здороваемся при встрече, говорим о погоде. Я знаю, что у бабы Тани есть сын. Он живет в райцентре и давно предлагает матери переехать к нему.