.. Я привез из Мюнхена очень важный вопрос, Штирлиц... Он
звучит так: "Что же выходит, доктор? Получается, что вы - красный?"
Штирлиц глубоко затянулся, внимательно посмотрел на измученное лицо
Роумэна, покачал головою, тихо, словно блаженствуя, рассмеялся и ответил:
- Красный. Не коричневый же. Разве у вас глаз нет?
ШТИРЛИЦ - XX
__________________________________________________________________________
Роумэн аккуратно припарковал машину возле своего дома и долго не
отрывался от руля, задумчиво глядел на Штирлица:
- Зайдем ко мне, - сказал, наконец, он, - я приму душ и переоденусь.
А потом сядем и спокойно поглядим в глаза друг Другу.
- Глядеть будем молча? - спросил Штирлиц. - Если молча - я согласен.
- Красные так же подозрительны, как коричневые? - усмехнулся Роумэн.
- Красным, которые работали против коричневых в их доме, надо было
постоянно думать о своей голове, пригодится для дела, поэтому они
действительно весьма осмотрительны и зря не искушают судьбу.
- Ладно, там решим, как глядеть - молча или обмениваясь
впечатлениями...
- Позвоните Эрлу Джекобсу, кстати говоря. Ему донесут, что я
самовольно бросил работу, у н а с в ИТТ такое не принято...
- Вам туда больше возвращаться не надо, - сказал Роумэн.
- Это как?
- Так. Вы в прицеле. За вами идет охота. Мне и кабанов-то жаль, а уж
людей - подавно.
Они поднялись на четвертый этаж; возле двери в свою квартиру Роумэн
опустился на колени, тщательно осмотрел замок, достал из плоского
чемоданчика конверт с "пылью", снял с ручки двери "пальцы", только после
этого осторожно повернул ключ и вошел в сумрак прихожей, сразу же ощутив
сухой, горьковатый запах "кельнской туалетной воды", которую Криста
заливала в ванну.
Сколько надо дней, подумал Роумэн, чтобы новый запах сделался в твоем
доме постоянным? Она прожила у меня девять дней... Сколько же это-будет
часов? Чуть больше двухсот... Двести шестнадцать, если быть точным, самая
считающая нация, это у нас получается автоматически, щелк-щелк, и готов
ответ, платите в кассу. Интересно, а сколько минут прожила у меня Криста?
Двести шестнадцать на шестьдесят. Интересно, смогу в уме?
- Сейчас, - сказал Роумэн, - садитесь и наливайте себе виски, доктор.
Он замер, начал считать, вышло двенадцать тысяч девятьсот шестьдесят
минут. Достав ручку, он пересчитал на уголке салфетки; сошлось.
А если разбить минуты на секунды, подумал он, тогда Криста прожила у
меня вообще уйму времени. Я ведь ни разу не спросил ее, что такое "теория
чисел", которой она занимается. А занимается ли? - подумал он. Может быть,
ей сочинили эту самую теорию для легенды? Гаузнер человек университетский,
знает, как работать с интеллигентами вроде меня; к тому же получил хорошую
информацию из Вашингтона - даже о том, что я не успевал в колледже по
точным дисциплинам. |