Другое дело: отчего истории было угодно, чтобы
Галилеи, отрекшись, п р и с п о с о б и л с я, сохранил свои идеи для
человечества, а Бруно погиб, оставшись верен себе?
...Уже будучи чиновником консульского отдела, Гэйт женился на дочери
посла, что еще больше укрепило его позиции в мире дипломатии, наложив,
однако, дополнительные обязательства: он стал еще более замкнут и весьма
осмотрителен в выборе знакомств - только свой клуб, лишь те, кто, так же
как и он, д о п у щ е н; всякий мезальянс случайного, пусть и веселого
приятельства, чреват неудобствами в карьере.
Рождение близнецов накрепко привязало его к семье, он души не чаял в
своих мальчиках, и не мог понять тех своих коллег, которые норовили
вырваться из дома в загородный ресторан и провести там ночь в шальном
застолье. Счастливый семьянин живет иными представлениями о веселье и даже
говорит на другом языке - в сравнении с большинством тех, кто обделен
радостями домашнего очага, а сколько таких на земле!
Но он не мог забыть - и это была единственная червоточина, которая
постоянно доставляла ему душевную боль, - того дня, когда пришлось
беседовать с министром иностранных дел маленькой африканской страны, и тот
убеждал его, что премьер куплен нацистами, вот-вот произойдет путч,
вырежут всех тех, кто готов на борьбу против тирании; если вы поедете во
дворец и скажете, что планы заговорщиков известны вам - продолжал министр,
- это повлияет на тирана; единственно, с чем он считается так это с
твердостью позиции; рейх далеко, а ваши войска рядом; поступите так, как я
прошу, это спасет мой народ! Я не говорю о себе, меня и мою семью убьют
сегодня же, потому что тиран знает, что я поехал к вам, не испросив на то
санкции; я - фикция, мальчик на побегушках, но за возможный альянс с
Гитлером судить будут меня, потому что договор будет подписан моим именем,
даже если меня не будет уже в живых; каково будет моим родным, если
кто-нибудь из них спасется; сделайте же хоть что-нибудь!
Гэйт слушал министра и с тоскливым ужасом думал о том, что он ничего
не сможет сделать, во-первых, потому, что он не посол, а всего лишь
советник; посол в Касабланке и неизвестно, когда вернется; во-вторых,
оттого, что здесь еще нет шифросвязи, посольство только-только приехало в
эту варварскую глухомань, а запрашивать инструкции по телефону - даже если
удастся получить Вашингтон в течении ближайших пяти-шести часов - открытым
текстом, упоминая фамилии, называя даты, - совершеннейший абсурд,
посчитают психически больным; и, наконец, в-третьих, представитель ОСС в
посольстве был настолько ему неприятен, так сепарировал свою работу от
того, что делали три других дипломата, аккредитованные здесь, так мерцающе
играл глазами, давая понять, что ему известно то, что не дано знать мышам
из д е п а р т а м е н т а, что о совместной акции не могло быть и речи;
всякий совет с ним означал подставу; выстрелит в бок, под лопатку, при
первом же удобном случае, обвинив в некомпетентности или, того хуже, в
трусости; да и вообще ему легче, он может только советовать, а решение так
или иначе пришлось бы принимать ему, Гэйту, с него и спрос. |