|
. "Орловщина" всем глаза намозолила, и в эти дни старший, Иван Орлов, собрал братьев, заявив им вполне резонно: -- Ну, ребятушки, потешились, попили винца сладенького, поели вкусненького, даже графами стали. Покуда до драки дело не дошло, давайте по домам разбежимся и на крючок закроемся. Сейчас треплют языками нас, но станут трепать и кольями. Впервые Орловы проявили непослушание старшему брату. Ванюшка хотел уже было начать исправное "рукоделие" по зубам и загривам, но кулак разжал и вздохнул удрученно. -- Несбыточное дело затеваете вы! -- сказал он. Гришка Орлов намекнул Ивану -- граф графу: -- Вот императором стану, тогда поговорим. -- Да ведь придавят тебя, -- отвечал Иван (умница!)... Отбыл он в тихую деревенскую благодать, подальше от двора, поближе к сметанам и ягодам. А из Москвы всех недовольных "орловщиной" распихали по задворкам: кого на Камчатку, кого в гарнизоны дальние, кого в провинции сослали. Вскоре возникли слухи, будто Петр III жив, а вместо него похоронили восковую куклу, в церквах священники кое-где поминали царя как живого, и слышался на базарах говор общенародный: Петр III еще явится, дабы покарать жену-изменщицу... Эти известия были крайне неприятны для Екатерины -- как объятия мертвеца! В беседе с Никитой Паниным она сказала: -- Если бы самозванцы хоть раз увидели муженька моего в пьяном положении, они бы сыскали иной образец для подражания. Мужа не воскресить, но копии с него явятся еще не раз... ДВЕСТИ ТЫСЯЧ крепостных и работных людей продолжали сотрясать империю бунтами на окраинах. Екатерина вызвала князя Вяземского и генерала Петра Панина (брата Никиты Ивановича). Велела им -- усмирить. Они спросили -- как? -- Ведом один способ -- пушечный... 3. МАНИФЕСТ О МОЛЧАНИИ Был день пригожий на Москве, денек майский... Отставной пушкарь флота Российского Никита Беспалов изволил торговать табаком с лотка на улице. Из соседней бани колобком выкатилась нищенка Устинья Голубкина, чисто вымытая, и купила для сожителя своего табачку на копейку, а пушкарь ей сказал: -- Вот живешь ты, Устинья, и ничего путного не знаешь. -- Чего ж это я прошлепала? -- спросила нищая. -- Хотится государыне нашей за полюбовника выйти. -- Эва! Так кто же ей помешать может? -- А господам не хотится, чтобы она... трам-тарарам! Вот и сбираются артельно женихов ейных изничтожать. По дороге к сожителю зашла Устинья Голубкина навестить вдовую купчиху Исчадьеву, а у той -- гости: придворный истопник Лобанов и музыкант Измайловского полка Коровин, игравший на своем гобое нечто развлекательное. Голубкина как можно ближе к вину подсела и сказала, что государыне замуж хочется: -- Уж в такую она истому вошла, что кошкою спину выгибает, а хвост торчком держит, ажно платье задралось... Слыхали ль? -- Про то мы знаем, -- отвечали гости Исчадьевой. -- Орлова прынцем в Ригу назначат, для него уже и корону из чугуна отливают. |
