-- Скушно ей у меня покажется.
-- Веселить -- моя забота, -- засмеялся Орлов.
-- Она не ты, -- ей пива не набулькаешь.
-- Щами угости! Непривередлива-все ест...
Ломоносов расправил на груди халат, расшитый анютиными
глазками, поскреб пальцами бледную грудь.
-- На балкон бы, -- сказал. -- Покличь слуг.
Тело отекло, ноги опухали, ходил с трудом.
-- А мы сами! -- сказал Орлов и, легко оторвав кресло с
Ломоносовым от пола, бережно вынес его на балкон.
Перед великим мудрецом РОССИИ пробуждался весенний сад.
Вздрагивая крупным телом, повторял он как бы в забытьи:
-- Жаль... очень жаль... не все успел...
Прощаясь, он просил не забывать о Леонарде Эйлере:
-- На русских хлебах вырос, а в Берлине сейчас, ежели слухам
верить, ему живется несладко: король-то прусский -- сквалыга!
Орлов отъехал ко двору -- исполнять свои "функции".
Любитель чистых муз, защитник их трудов,
О взором, бодростью и мужеством Орлов!
В крещенские морозы фаворит заливал бомбы водою, выбрасывал
их на улицы и радовался, как ребенок, когда ночью они громко
взрывались. Он перепортил шелковые обои в спальне Екатерины,
пытаясь извлечь из них электрические искры. Наконец, громадный
запас электричества он обнаружил в самой Екатерине -- голубые
искры сыпались из ее волос, когда она расчесывала их в темноте,
а между простынями ее постели слышалось легкое потрескивание.
Екатерина сделала его генерал-фельдцейхмейстером и теперь не
ведала покоя, когда Орлов на полигонах испытывал орудия. Он
закладывал в них столько пороха, что пушки разносило в куски,
прислугу калечило и убивало, а с него -- как с гуся вода.
-- Неутомимый лентяй, -- точно определила Екатерина.
Своей подруге Прасковье Брюс она признавалась, что по-женски
глубоко несчастна и здоровая красота Орлова ее не тешит, ибо
этой красотой пользуется слишком много других женщин.
-- Он дарит мне бриллианты, а почему бы и не дарить, если
некуда деньги тратить? Мне бы хоть кто травинку сорвал, но от
души. Не любви даже прошу -- внимания. Самого простого...
Она спросила Панина, как он относится к многоженству.
-- Ваше величество, я только затем и остался холостяком,
чтобы окружать себя множеством разных женщин.
-- Спросила не смеха ради! Наши миссионеры крестят иноверцев
в православие, которое единоженство приемлст. Мусульман же, я
думаю, не надобно и крестить, ибо Аллах многоженство одобряет,
и нам, русским, с того немалая прибыль в населении будет.
Разговор этот неспроста. Еще в пору наивной младости
Екатерина писала: "Мы нуждаемся в населении. Заставьте, если
возможно, кишмя кишить народ в наших пространных пустынях".
XVIII век породил идею об умножении населения. Об этом сочиняли
трактаты, дискутировали в салонах, философы-энциклопедисты
усматривали в людской многочисленности избыток довольства,
основу развития торговли и финансов. Даже войны зачастую велись
не столько ради обретения новых земель, сколько из-за людей,
живших на захваченных землях. |