|
-- Откуда взялась клевета сия? -- удивился гетман. -- В замке Несвижском у литовского гетмана Радзивилла твоя дочь проживает на хлебах панских и зовется везде дочкой "казацкого гетмана и Елизаветы" -- разве не твоя блуда? Разумовский беззаботно расхохотался: -- Какая чушь! Все мои дети -- это твои дети. Жена, не поверив, собралась к отъезду: -- И заберу с собою детей. Живи один... Одним замахом сабли гетман уничтожил сервиз на столе: -- Дура! Оставь хоть одного -- Андрия. Оскорбленного отца навестил Андрей -- подросток удивительной изящности, но с лицом узким и хищным. Что-то иезуитскинеприятное (но очень заманчивое) светилось в широко расставленных глазах любимого гетманского отпрыска. -- Как погода в Фонтенбло? -- спросил отец. -- Жаль было уезжать. Столько винограду... Андрей подкинул в руке булаву гетманскую. -- Не тяжела ль? -- усмехнулся отец. -- Чересчур легка, папенька... Сын сказал, между прочим, что несколько сотен мужиков из гетманских поместий на Дон и Яик бежали. Гетман в ответ лишь слабо шевельнул мизинцем с рубином в перстне: -- Батька в Батурине хорош, но матка-воля еще лучше! В гетмане еще говорила крестьянская кровь. Он раскрыл шкатулку из пахучего заморского дерева, в которой свято хранил свирель пастушью и бедняцкий кобеняк. -- Вот, -- показал их сыну, -- не забывай, что твоя генеалогия произошла от сих атрибутов простонародных. В твои годы я о Фонтенбло и не слыхивал. А ты заодно с королем Франции диету виноградную соблюдаешь... Драть бы тебя-вожжами! -- Тебе и не следовало знать, -- дерзко отвечал Андрей. -- Но я ведь не пастух, а граф и сын гетмана. -- Он снова потянулся к булаве. -- Если в Европе плюгавые области, не больше Батурина нашего, своих курфюрстов имеют, то Украина сама по себе столь велика, что способна знатной державой стать, дабы от петербургских окриков по ночам не вздрагивать. -- Эге! -- сказал гетман, смекая. -- Эге, -- повторил сын. -- Зачем мне помнить о свирели твоей, о кобеняке мужичьем? Другое вспоминается в темные ночи батуринские: гетману Богдану Хмельницкому наследовал сын его -- Юрка! ...Екатерина получила две челобитные: из Глухова -- от старшины казацкой, из Батурина -- от гетмана казацкого; всюду речь была одинакова -- булаву гетманскую сделать наследственной в роде графов Разумовских, -- и Екатерина была возмущена: -- Скоро короноваться пожелают, а затем -- прощай, Украина! Боже мой, -- терзалась она, -- и перед этим человеком я, как девчонка, всегда первой вставала... Бумаги по делу о гетманстве она сложила в особый пакет, сверху которого начертала: ХРАНИТЬ В ТАЙНЕ. Первый удар нанесла не гетману, а его жене, появившейся с детьми в Петербурге. -- Сударыня моя, -- сказала Екатерина с ненавистью, -- в пути вы по сотне лошадей брали на станциях. |
