Опять же ране жалованья совсем не
давали. А сейчас дают. Но при Елизавете -- серебром. А стерва
ангальтска -- медяками... Получил я тут. Полмешка сразу. Не
поднять. Нанял телегу. Везу. А сам думаю: ах, за што страданья
таки? И говорю кучеру: заворачивай, мол. Он и завернул. Прямо в
трактир! Купил я вина. На цел месяц. И вишь, гуляю.
А утром, когда его, трезвого, хотел Мирович далее в свои
замыслы вовлекать, капитан Бахтин сразу за шпагу схватился.
-- Пшел вон! Чего разбрехался тут? Да я бога кажиный день
молю за матушку нашу, государыньку нашу пресветленькую...
Значит, надо действовать в одиночку. Средь ночи Мирович
проснулся в поту. Перед иконами дал Всевышнему новый обет:
"Дьявольских танцев не творить!" Не плясать до тех пор, пока
Иванушку царем не сделает. Зато уж потом... И виделась ему
картина чарующая: во дворце Зимнем он фрейлину Скоропадскую
увлекает в гопак, при этом лакей на блюде подносит ему шмат
сала с чаркой шампанского, а все иноземные послы ахают в
восхищении, когда Мирович закурит трубку, какой нет даже у
гетмана...
Отныне Мирович во всем видел только указующий перст Божий:
сам Всевышний привел его в караул Шлиссельбурга, Бог заставил
барабанщика проболтаться об Иоанне, специально свел его с
Ушаковым, даже слова гетмана о фортуне -- все это признаки
благословения свыше. Но при этом Мирович продолжал слать
челобитные в Сенат и лично Екатерине, взыскуя официальной
милости.
На пороге предстал генерал-прокурор империи.
-- Матушка, -- доложил князь Вяземский, сияя как именинник,
-- ревизию строгую учинил я, и вот тебе новая калькуляция:
годовой доход России не шестнадцать миллионов, как издавна
считали, а целых ДВАДЦАТЬ ВОСЕМЬ МИЛЛИОНОВ... копеечка в
копеечку!
Екатерина не сразу освоилась с новым бюджетом:
-- Благодарю. А теперь мне бы знать хотелось, в какой карман
все эти годы влетали недосчитанные двенадцать миллионов?
-- Если старое ворошить, лес голов рубить надобно...
Екатерина вызвала кондитера Робека, велела запасаться
сахарной пудрой, ванилью, эссенциями и шоколадом:
-- По приезде в Ревель сразу начинайте кремы взбивать. Я
рыцарство тамошнее столом изобильным "трактовать" стану...
Орлов сказал, чтобы не забывала о Ломоносове:
-- Болеет он. А врагов много. И грызут его...
Разбирая бумаги сенатские, Екатерина засмеялась:
-- Смотри! Опять Мирович тужится, что нужда одолела. Не дать
ли ему сто рублей "кабинетных", дабы не докучал мне более?
-- На всех попрошаек не напасешься, матушка.
-- И то правда, друг любезный...
Чтобы не тратить время на писание резолюции, Екатерина
надорвала угол прошения Мировича (сие действие означало:
"Возвращено с наддранием"). Явился Панин; императрица
по-хозяйски окунулась в глубины его политического портфеля,
извлекая бумаги. |