Ломоносов широким жестом выбросил руку:
-- Гостей жалую. Здесь все открыто...
Императрица тронула чашечку пробирных весов, осторожно,
морща носик, понюхала, чем пахнет из остывшего тигелька. Низко
наклонись, долго вглядывалась в гравюрные доски, прислоненные к
стенам. Не поняв их смысла, она спросила -- что это?
-- Изображения сияний полярных, кои мне наблюдать
доводилось. Скоро оттиски сделают. Буду счастлив поднести.
На подоконнике стояла банка с муравьиными яйцами.
-- А это вам для чего?
-- Птичек кормить, -- ответил ей Ломоносов.
Екатерина села напротив ученого. Выставилась туфля,
мелькнула крепкая лодыжка в белом нитяном чулке с прошивкою.
-- А я ведь, извините, не одна приехала...
С улицы нагрянула свита. Завязался шумный разговор.
Статсдамы интересовались, можно ли увеличивать алмазы, а мужчин
волновал вопрос об опасности шпанских кантарид для здоровья.
-- Щи будут? -- тишком спросил Орлов.
-- Будут, -- кивнул Ломоносов.
-- А какие?
-- Горячие...
За столом он оживился. Его не смущало присутствие
императрицы, и ученый не вел себя как придворный, обязанный
лишь поддерживать тему разговора, возникающую по воле особ
венценосных, -- нет, Ломоносов говорил сам и говорил только то,
что ему хотелось. Сейчас он завел речь о смертности в своем
отечестве:
-- Полно на Руси баб, раз по двадцать рожавших без трепета.
А где дети их? Хорошо, что старость уважут один сын иль двое...
Смерть у колыбели дежурит. Нужда во врачевании -- главная
скорбь наша! Опять же и праздники престольные. После масленицы
скрипят дроги кладбищенские: люди русские спешат до погоста. А
отчего? Да от невежества нашего. Сидит весь пост на грибках с
киселем овсяным, потом словно пес бешеный с цепи сорвется: ешь,
Емеля, твоя неделя, жми, Вавила, чтобы раздавило... Вот и мрут!
Не на таких ли и указывали пророки в речении своем: "Праздников
ваших ненавидит душа моя, и кадило ваше мерзость есть предо
мной"?
Екатерина созналась, что больше всего боится оспы.
-- Она и всех устрашила! Но даже средь врачей сыскались ее
доброжелатели: будто оспа не бич людской, а благодеяние свыше,
вроде чистилища, минуя чрез которое человек оспою кровь
очищает, избегая тем самым иных, более суровых болезней.
-- Было ли когда от нее спасение? -- спросила царица.
-- Было. В древности викинги поражали мечами зараженных
оспою, а евреи разумно покидали места, где оспа явилась.
-- Избавится ли от оспы человечество?
-- Оспа вечна, -- сказал Ломоносов. -- Но избавление есть в
прививках, и опыты тому имеются. Однако надобно прежде сильным
персонам побороть суеверие общенародное. А то недавно Парижская
академия одобрила вариоляции, а Людовик Пятнадцатый ученых
высмеял...
Екатерина брякнула ложкой в тарелке:
-- Вас, Михаила Васильич, слушая, даже не заметила, как
управилась первая. |