|
Наказ мой -- это совет России, как жить ей... Панину сам Бог судья. Иное дело -- философы, которые не станут возражать против плагиата. Пропагандируя в Наказе их же идеи, Екатерина наступала на больные мозоли деспотов и тиранов, далеких от понимания просвещенного абсолютизма. Но был еще один человек в Европе, которого трудно обмануть, -- это прусский король Фридрих II, знавший философию века немного лучше Екатерины. Пересылая в Сан-Суси немецкий перевод своего Наказа, Екатерина сразу зажала королю рот суровой самокритикой: "Ваше величество не найдет тут ничего нового, для себя неизвестного; вы увидите сами, что я поступила, как ворона в басне, сделавшая себе платье из павлиньих перьев..." Екатерину навестил князь Вяземский, уныло сообщив, что Салтычиха зловредная ни в чем не созналась. Уже доказано следствием, что уши она отрывала раскаленными щипцами, на голову одной девки крутой кипяток из чайника поливала, а под спальню любовника своего, майора Тютчева, когда он вздумал на Панютиной жениться, она бочку с порохом подкатила, чтобы взорвать обоих в ночь новобрачную. Все обвинения Салтыковой строились лишь на показаниях крестьян, а дворяне (даже соседи Салтычихи) помалкивали. -- Один Тютчев признал всю правду о мучительствах. Екатерина спросила -- сколько лет душегубице? -- Она вашего величества на один годок моложе. -- Осталось последнее средство к сознанию: отвесть в застенок и на преступниках показать ей все виды лютейших пыток. -- Это бесполезно, -- отвечал Вяземский. -- Салтычиха сама людей пытала и стонов не устрашится. Надо ее пытать! -- Так откройте перед ней все врата ада, -- наказала она. Генерал-прокурор собрал со стола бумаги. -- И открою! -- сказал он. -- Есть у меня человек один неприметный, Степаном Шешковским зовется, он еще при графе Шувалове в дикастерии тайной усердствовал... Уж такого знатока анатомии, каков Степан мой, еще сыскать надо! Он, бывало, легонько пальцем ткнет в человека, так тот криком от боли исходится. -- А скромен ли твой Гиппократ застеночный? -- Мухи не обидит. Бога каждую минуточку поминает. По три просфорки на дню съедает. Молчалив и опечален... Она спустилась в парк, возле подола бежала тонконогая левретка. Вице-канцлер князь Александр Михайлович Голицын, сопровождая царицу в прогулке, заметил, что Екатерина утомлена. -- Да, князь, устала... Я сейчас в положении кухарки, у которой на плите сразу несколько кастрюлек и не знаешь, за какую хвататься. Спешу варить немало блюд разом. Вслед за ними шагал Елагин, который сказал, что пообещать Дидро пенсию и не давать ее -- это нехорошо, даже очень нехорошо. Екатерина резко обернулась к своему паладину: -- Перфильич, ты помолчи, будь другом. -- А мне-то что, -- бубнил Елагин, ковыляя следом. |
