|
Начал службу мальчиком одиннадцати лет, копиистом в Сибирском приказе, сызмала наблюдая, как людишек секут и порют, коптят и жарят. Но, в возраст придя, остался сир и беден: -- Характер у меня робостный. Не умею, как другие, вперед вылезать. Оттого и не обзавелся деревеньками с мужичками, у жены хрящики с косточками ноют, а у дщерицы мясо побаливает. Екатерина обещала ему деревеньки с садочками: -- Но и далее указываю в тени жить. Тайно содеянное и судимо должно быть тайно. Болтунов разных доверяю отечески вразумлять, а чем -- и сам ведаешь! Не страшись гнева вельможного: помни, что едино мне подчинен, а я тебя, Степан Иваныч, в обиду не дам. -- Добрая хозяюшка пса своего разве обидит? -- Не обижу, Степан Иваныч! Ступай с Богом. Да в церковь мою загляни. Я велела для тебя царские просфорки оставить. -- Благость-то! -- взрыднул Шешковский на радостях... Прошло несколько дней, и в покои императрицы опрометью влетела графиня Прасковья Брюс: -- Като! Погоди, дай отдышаться... уф!! Слушай, какие завелись у нас ужасы. Еду я по Невскому и даже не заметила, как на облучке кареты сменили кучера. Остановились. Открываю дверцу -- какой-то двор. Никогда там не была. Заводят в комнату. Под иконами -- старичок, жует просфорку. Любезно усаживает меня в кресло напротив себя, и кресло подо мной погружается... в бездну. -- Да что ты? -- Екатерина всплеснула руками. -- Поверь, ничего не выдумываю. Я брыкнулась, но моя голова уже оказалась вровень с полом, а все туловище... не знаю где! Чувствую, как чьи-то руки, очень грубые, но опытные, задирают на мне юбки, спуская с меня панталоны... Като, ты понимаешь весь мой ужас? Я сначала решила, что попала в вертеп искусных распутников, и ожидала насилия. Но вместо этого меня стали сечь, а кто сечет -- не видать. Святоша же с просфоркой в зубах, как собака с костью, присел возле меня, несчастненькой, и вдруг заявляет: "Ах ты задрыга такая, будешь еще к графу Григорию Орлову подлаживаться?" Като, подумай, что я выстрадала: сверху крестят, снизу секут... Уж лучше бы меня изнасиловали! Подруга заплакала. Екатерина пожала плечами: -- Интересно, кто бы эту комедию придумал? ... Люди в Петербурге сделались в разговорах сдержаннее. А те, что уже прошли через "контору" Шешковского, вообще помалкивали. Да и кому приятно рассказывать, как тебя секли? Пора, читатель, представить героев, которые, располагаясь этажом ниже Шешковского, производили главную работу. Это были искусные кнутобойцы Василий Могучий и Петр Глазов; императрица повелела отпускать им жалованье гарнизонных солдат и, кроме того, на платье и хлеб выдавать каждый год по 9 рублей и 95 копеек. Жить можно! 7. ТАЛАНТЫ И ПОКЛОННИКИ Владимир Орлов рассказывал, что проездом через Берлин имел счастье повидать Леонарда Эйлера; король Фридрих навел в прусской науке столь суровую экономию, что ученые не то чтобы научную работу вести -- прокормиться не могут. |
