..
В один из дней ее лакей Вася Шкурин провинился. Екатерина
спокойно заложила в романе недочитанную страницу, вышла в
гардеробную и -- бац, бац, бац! -- надавала Васе пощечин.
-- А если тебе еще мало, -- заявила она лакею, -- так я велю
отвести на конюшню и там выдрать...
Маленькая принцесса Фике, ты ли это?
7. НЕТ, НЕТ -- ДА, ДА!
Не в силах сам наладить с Екатериной нормальные супружеские
отношения, Петр начал поощрять мужчин к сближению с нею. Об
этой опасности Екатерину предупредил тот же Вася Шкурин:
-- Поостерегись, матушка, на тебя уже собак стали вешать. В
городе сказывали, будто ты с графом Девиером милуешься.
-- Этого мне только и не хватало сейчас...
Очень редко Петра тянуло к книгам, привезенным из Голштинии.
Половина его библиотеки -- жития апостолов церкви, другая
половина -- история знаменитых разбойников. Почитав о
канонизированных в святости, Петр брался за синодики
колесованных, обезглавленных, сожженных на кострах и сваренных
в котлах с кипящим маслом... Екатерина читала много. Но скоро
все эти глупые пасторали о любви пастушка к пастушке, бесстыжие
Хлои и Дафнисы порядком ей надоели. Это была не жизнь, а лишь
замена жизни вычурной непристойной выдумкой. С некоторой
робостью девушка обратилась к познанию истории. Но едва
прикоснулась к настоящей литературе, как сразу же -- почти с
ужасом! -- сама увидела, насколько она необразованна: читала и
не понимала, что читает. Кирилла Разумовский, всегда смотревший
на нее несытыми глазами, подсказал, что надо бы на досуге
перелистать Пьера Бсйля... Екатерина не постеснялась спросить:
-- Бейль... А кто это такой?
Бейль оказался философом-еретиком прошлого столетия (он был
предтечею энциклопедистов, от него до Монтескье и Вольтера
оставался один шаг). И целых два года Екатерина изучала
"Философско-критический словарь" Бейля, от которого можно
двигаться дальше, уже не боясь заблудиться в литературных
дебрях... Письма мадам Севинье сразу захватили искренностью
человеколюбивых убеждений. Екатерина, взволнованная чтением,
наспех выводила собственные сентенции: "Свобода -- душа всего
на свете, без тебя все мертво. Желаю, чтобы люди повиновались
законам, но не рабски. Стремлюсь к общей цели -- сделать всех
счастливыми!" Потом она взялась за Брантома, поразившего ее
цинизмом придворных нравов Европы в XVI веке. Любую мерзкую
гадость Брантом возводил в дело доблести, и Екатерина
подсознательно усвоила для себя на будущее, что мораль, как и
политика, есть ценность изменчивая. Самый низкий инстинкт может
заслужить в истории одобрение, если его оправдать тезисом --
ради чего это сделано! Вслед за Брантомом великая княгиня
изучила одиннадцать томов германской истории, дойдя на
последних страницах уже до своих современников, и вынесла из
этих книг подозрительное внимание к вороватой Пруссии, ставшей
в ее глазах разрушительницей германской общности. |