Изменить размер шрифта - +
..
   В  один  из  дней ее лакей Вася Шкурин провинился. Екатерина
спокойно заложила  в  романе  недочитанную  страницу,  вышла  в
гардеробную и -- бац, бац, бац! -- надавала Васе пощечин.
   -- А если тебе еще мало, -- заявила она лакею, -- так я велю
отвести на конюшню и там выдрать...
   Маленькая принцесса Фике, ты ли это?

7. НЕТ, НЕТ -- ДА, ДА!

   Не  в силах сам наладить с Екатериной нормальные супружеские
отношения, Петр начал поощрять мужчин к  сближению  с  нею.  Об
этой опасности Екатерину предупредил тот же Вася Шкурин:
   --  Поостерегись, матушка, на тебя уже собак стали вешать. В
городе сказывали, будто ты с графом Девиером милуешься.
   -- Этого мне только и не хватало сейчас...
   Очень редко Петра тянуло к книгам, привезенным из Голштинии.
Половина его  библиотеки  --  жития  апостолов  церкви,  другая
половина   --   история   знаменитых   разбойников.  Почитав  о
канонизированных  в   святости,   Петр   брался   за   синодики
колесованных,  обезглавленных, сожженных на кострах и сваренных
в котлах с кипящим маслом... Екатерина читала много.  Но  скоро
все эти глупые пасторали о любви пастушка к пастушке, бесстыжие
Хлои  и  Дафнисы порядком ей надоели. Это была не жизнь, а лишь
замена  жизни  вычурной  непристойной  выдумкой.  С   некоторой
робостью   девушка  обратилась  к  познанию  истории.  Но  едва
прикоснулась к настоящей литературе, как сразу же  --  почти  с
ужасом!  -- сама увидела, насколько она необразованна: читала и
не понимала, что читает. Кирилла Разумовский, всегда смотревший
на нее несытыми глазами,  подсказал,  что  надо  бы  на  досуге
перелистать Пьера Бсйля... Екатерина не постеснялась спросить:
   -- Бейль... А кто это такой?
   Бейль  оказался философом-еретиком прошлого столетия (он был
предтечею энциклопедистов, от  него  до  Монтескье  и  Вольтера
оставался  один  шаг).  И  целых  два  года  Екатерина  изучала
"Философско-критический  словарь"  Бейля,  от  которого   можно
двигаться  дальше,  уже  не  боясь  заблудиться  в литературных
дебрях... Письма мадам  Севинье  сразу  захватили  искренностью
человеколюбивых  убеждений.  Екатерина,  взволнованная чтением,
наспех выводила собственные сентенции: "Свобода --  душа  всего
на  свете,  без тебя все мертво. Желаю, чтобы люди повиновались
законам, но не рабски. Стремлюсь к общей цели --  сделать  всех
счастливыми!"  Потом  она  взялась  за Брантома, поразившего ее
цинизмом придворных нравов Европы в  XVI  веке.  Любую  мерзкую
гадость   Брантом   возводил   в  дело  доблести,  и  Екатерина
подсознательно усвоила для себя на будущее, что мораль,  как  и
политика, есть ценность изменчивая. Самый низкий инстинкт может
заслужить  в  истории  одобрение, если его оправдать тезисом --
ради чего это  сделано!  Вслед  за  Брантомом  великая  княгиня
изучила   одиннадцать   томов   германской  истории,  дойдя  на
последних страницах уже до своих современников,  и  вынесла  из
этих  книг подозрительное внимание к вороватой Пруссии, ставшей
в  ее  глазах  разрушительницей  германской  общности.
Быстрый переход