Наконец
Екатерина открыла и жизнеописание Генриха IV, над которым
смеялась, ликовала, завидовала и плакала... Развратный
сластолюбец, пьяница и бабник, но монарх мудрейший, он вывел
Францию, раздираемую распрями, в число ведущих держав мира, но
был глубоко несчастен в семейной жизни. Этот безобразный и
гениальный король стал любимым героем Екатерины... В руки
попалось что-то и Вольтера, но, зевая, Екатерина забросила его
подальше: до понимания Вольтера она еще не доросла!
А однажды ночью Петр взобрался к ней на постель, противно
липкий от пива, и стал рассуждать о том, как очаровательна
горбатая принцесса Гедвига Бирон, недавно бежавшая в Петербург
от своего отца из ярославской ссылки:
-- Вот если бы и ты была такой!
-- Такой же горбатой?
Петр ударил ее. Екатерина вздрогнула:
-- Это что? Уроки драгуна Румбера?
Еще удар. Прямо в лицо. Екатерина смолчала. "Боже, сколько в
мире прекрасных мужчин..."
Поздно (даже слишком поздно!) в Екатерине стало пробуждаться
женское начало -- она с радостью ощутила, что способна
нравиться. Изредка кавалерам удавалось во время танцев
нашептать ей на ушко, какой у нее стройный стан, как волшебно
сияют ее глаза. Екатерина, лишенная мужского внимания,
впитывала такие слова, как воду пересохшая губка. К двадцати
годам она развилась в статную, крепкую женщину с сильными
мышцами рук и ног. Теперь даже ей самой было ясно, что обликом
она пошла в мать: такое же удлиненное лицо с выступающим
подбородком, продолговатый прямой нос и крохотный ротик,
который при напряжении мысли или нервов сжимался в одну яркую
точечку.
Екатерина быстро освоилась с суровым климатом России; как и
всем здоровым людям, ей пришлись по вкусу трескучие морозы,
бурные весенние ливни и летняя истомляющая теплынь, насыщенная
ягодным и цветочным духом. Ее часто видели скачущей на коне в
окрестных лесах Петербурга -- она была способна, как лихой
гусар, по тринадцать часов в сутки проводить в седле. Когда до
императрицы дошло, что Екатерина ездит, сидя в седле по-мужски,
она вызвала невестку к себе -- ради выговора:
-- Ежели еще раз сведаю, что по-татарски ездишь, велю
лошадей у тебя забрать. -- Императрица сказала, что от такой
позы женщина становится бесплодна. -- А я уж заждалась от вас,
когда вы меня наследником престола порадуете...
Екатерина изобрела особое седло: в публичных местах скакала
по-английски, свесив ноги на одну сторону, а когда вокруг
никого не было -- рраз! -- и левая нога перекидывалась через
луку, следовал укол шпорою, и Екатерина проносилась дальше, не
разбирая дороги, отважно перемахивая через кусты и канавы,
возбужденная, с длинными растрепанными волосами... Проживая в
Ораниенбауме, она вставала с первыми птицами, вылезала в окно. |