Со всем пылом истосковавшейся женщины Екатерина отдалась
Григорию Орлову-без политики, а так... просто так!
Гришка был самый непутевый и самый добрый среди братьев. В
гвардии его обожали все: рубаху последнюю снимет и отдаст, не
жалея, чтобы выручить человека! Зато вот Алешка Орлов (по
прозванию Алехан) был прижимист и дальновиден. Внешне
добродушный и ласковый, как молочный теленочек, он повадки имел
волчьи. Своей выгоды никогда не забывал, а прибыль издали чуял,
словно легавая -- дичь. Алехан был и самым могучим, самым
дерзким! Ударом палаша отрубал быку голову, одной рукой
останавливал за колесо карету, запряженную шестериком. Он
вызывал на кулачный бой десяток гренадеров, бился об заклад --
на деньги. Весь в кровище, но в ногах стойкий, укладывал наземь
десятерых. Если "сударик" Иванушко не успевал деньги отнять,
шли братцы в кабак Неймана и все пропивали -- в блуде и в
пакости.
Богатырской силе Орловых во всем гарнизоне Петербурга мог
противостоять только офицер армии Шванвич. В драке один на один
он побивал даже Алехана, но зато если нарывался на двоих
Орловых, то уползал домой на карачках. Такая война тянулась
долго-долго, пока всем не прискучила. Договорились они
по-доброму так:
-- Вот что, орлы, -- сказал Шванвич братьям, -- ежели где в
месте нужном сойдусь я с кем-либо из вас одним, то я до
последнего грошика оберу его. Согласны ли?
-- Идет! -- согласились Орловы. -- Но ежели мы тебя вдвоем
застанем в трактире, тогда ты нашему нраву уступай...
Скрепили договор выпивкой и расстались. Но однажды в осеннюю
дождливую ночь двое Орловых (Алехан с Феденькой) нагрянули в
кабак саксонца Неймана, а там Шванвич вовсю гуляет.
-- По уговору: вино, деньги и все грации -- наши!
Шванвич спьяна воспротивился. Тогда Орловы избили его
нещадно и выбросили под дождь, в уличную темень. Шванвич встал
за воротами, шпагу обнажил. Дождался, когда на двор вылез
Алешка Орлов, и рубанул его с плеча -- хрясь! Орлов кувырнулся
в канаву, наполненную грязью... Из трактира выскочил Федя, стал
звать:
-- Алеха-а-ан... где ты, сокол наш ясный?
А сокол по самые уши в грязи плавает, и только "буль-буль"
слышится. Счастье, что Шванвич был пьян, а потому удар нанес
нетвердой рукой, не разрубив Орлова от макушки до копчика. Но
вид Алехана был ужасен: лицо раскроено от уха до рта, кончик
носа болтался на лоскуте кожи... Опытный хирург Каав-Буэргаве
зашил Орлову щеку, даже нос умудрился поправить. Однако шрам
навеки обезобразил красавца, отчего Алехана в обществе стали
называть la balafre (рубцованный).
Подлечившись, он с братьями нагрянул к Шванвичу.
-- Убивать пришли? -- спросил тот, обнажая клинок.
-- Зачем же? Ты обидел нас, сироток, так с тебя и
причитается. |