-- Вишь ты, закавыка какая! -- говорили они. -- Ежели у нее
и на кошек не хватает, так где же тут на флот набраться?..
Растрелли торопливо достраивал Зимний дворец на Неве, но
Елизавета умирала еще в деревянном дворце на Невском, тесном и
неуютном, с тараканами и мышками, с клопами и кисками. Она
медленно погружалась в глубокую меланхолию, иногда лишь
допуская девочек-калмычек, развлекавших ее своими детскими
играми, дравшихся перед ней подушками. Поглядев в зеркало,
Елизавета разбивала его:
-- Во, жаба какая... страх один! Господи, да неужто это я?
Ведь все Эвропы знают, какая я была красивая...
Французский посол Бретейль депешировал в Версаль:
"Никогда еще женщина не примирялась труднее с потерею
молодости и красоты... Ужины при дворе становятся короче и
скучнее, но вне стола императрица возбуждает в себе кровь
сластями и крепкими ликерами..."
Летом 1761 года Елизавета приняла Растрелли, который для
окончания Зимнего дворца просил у нее 380 000 рублей.
-- Да где взять-то? -- рассердилась она; нужную сумму
все-таки наскребли по казенным сусекам, но тут случился пожар,
истребивший на складах Петербурга колоссальные залежи пеньки и
парусины для флота, -- Елизавета распорядилась все собранные
деньги отдать погорельцам. -- Видно, не судьба мне в новом доме
пожить...
Победоносная русская армия, поставив Фридриха II на колени,
целый год не получала жалованья. Елизавета просила два миллиона
в долг у купцов Голландии -- не дали, сочтя императрицу
нскредитоспособной: один только личный долг Елизаветы
простирался до 8 147 924 рублей. Богатейшая страна -- Россия!
-- пребывала в унизительной бедности. Генерал-прокурор Глебов
советовал для исправления финансов снова ввести смертную казнь.
Елизавета спросила:
-- Так что я с удавленников иметь-то буду?
Глебов объяснил, что, упорствуя в милосердии своем, царица
семьдесят тысяч преступников в живых оставила, а еще десять
тысяч солдат стерегут их по тюрьмам и каторгам.
-- Сто тыщ сидят на шее нашей-всех корми! А за что? Не лучше
ли сразу головы отсекать? По вашей милости число преступлений
увеличилось, а само преступление без наказания осталось. Народ
же наш столь закоснел в упрямстве, что кнута уже не пужается.
-- А что скажут... Эвропы? -- спросила Елизавета.
Зимою ей стало хуже, кровь пошла горлом, чулки присохли к
застарелым язвам.
В покои великой княгини проник воспитатель Павла Никита
Иванович Панин, и Екатерина приняла его, сидя в широких
одеждах, чтобы скрыть признаки беременности. Панин дал понять,
что престольные дела потребуют изменений в наследовании короны.
Шуваловы охотно поддерживают его мысль: на престол -- в обход
Петра! -- следует сажать малолетнего сына Павла.
-- Шуваловы не прочь стать регентами при вашем сыне, но я
более склонен к решению, что бразды регентской власти надобно
вручить вам, я же останусь воспитателем Павла Петровича. |