..
В восемь часов вечера Измаил дымился горою трупов. Русские
лежали вповалку с янычарами, мертвые лошади валялись подле
убитых детей и женщин. Даже стонов не слыхать -- все мертво,
все закоченело, погибельно и пахнет кровью.
-- Измаил взят, -- доложили Суворову.
Голенищев-Кутузов стал его первым комендантом.
Михаил Илларионович с трудом нашел в себе сил написать жене:
"Любезный друг мой, Катерина Ильинишна... я не ранен и бог
знает как. Век не увижу такого дела. Волосы дыбом становятся.
Кого не спрошу: всяк либо убит, либо помирает..."
Суворов сошел с пригорка, и тут силы оставили его:
-- Скажите Полоцкому попу, [42] чтобы мечеть бусурманскую
освятил в честь святого Спиридония -- ради дня этого...
Кто считал тогда рядовых погребенных? О жестокости побоища
измаильского судят по убыли офицеров: на штурм пошло 650
офицеров-осталось в живых всего 250. Впрочем, так и должно
быть: офицеры шпагами прокладывали дорогу штыкам... Где
бунчуки? Уже в кострах. Турецкие знамена изорваны, а некоторые
из них солдаты припрятали, чтобы переслать в деревню -- бабам
на платьишко. Суворов отправил Потемкину донесение: "Народы и
стены пали... штурм был кровопролитен и продолжителен. Измаил
взят, с чем имею вашу светлость поздравить". Но теперь не
Суворову бы поздравлять Потемкина, а пусть сам светлейший
поздравляет Суворова...
Потемкин это понял: он готовил победителю торжество, он звал
его в Вендоры, и Александр Васильевич отзывался, что "желал бы
коснуться его мышцы и в душе своей обнимает его колени". Но
теперь встретятся не соратники -- соперники!
Из гарнизона Измаила уцелел только один удачливый янычар,
переплывший Дунай на бревне, -- он-то и поведал у Порога
Счастья, какова судьба "венца венцов" турецкого падишаха.
Падение Измаила повергло Европу в изумление...
До сих пор граф Рымникский почитался в обществе лишь
исполнителем воли светлейшего князя Потемкина-Таврического, но
теперь, когда Измаил пал, Александр Васильевич и сам
чувствовал, что над Потемкиным он воспарил высоко. Встреча их
состоялась в Бендерах: они молча расцеловались и долго ходили
из угла в угол. Наконец Потемкин спросил Суворова:
-- Какой награды ты от меня желаешь?
При этом вопросе, кажется, они оба (люди умные) испытали
неловкость. Они продолжили бессмысленное хождение из угла в
угол. Маленький и хрупкий Суворов попадал в шаг гиганта
Потемкина. Их обоюдное молчание стало невыносимо, и Суворов
вдруг резко остановился посреди комнаты.
-- Я не купец, и не торговаться мы съехались, -- заявил он
светлейшему с поклоном. -- Кроме бога и государыни, меня никто
иной, и даже ваша светлость, наградить не может.
-- Вот ты с богом и езжай к государыне...
Петербург встретил полководца морозом, а Екатерина обдала
его холодом. |