Потемкин, всегда боявшийся пролития
крови, переслал сераскиру Измаила письмо с предложением
капитуляции. Суворов дополнил его своим ультиматумом: "Я с
войском сюда прибыл. 24 часа на размышление для сдачи -- и
ноля; первые мои выстрелы-уже неволя; штурм-смерть!.." Два
трубача сопроводили парламентера до ворот Измаила, и они почти
приветливо распахнулись. Вышли два пожилых турка, с поклоном
приняли послание и предложили парламентеру войти внутрь
крепости. Он отказался. Но ждать пришлось очень долго. Уже
стемнело, когда турки снова появились в воротах:
-- Вам советуют убираться, пока не поздно, иначе вы все
передохнете от стужи и голода. Впрочем, сераскир, уважая вашего
Топал-пашу, изволит передать ему поклон. Окончательный же ответ
будет дней через десять.
-- Почему такой долгий срок? -- спросил парламентер.
-- Надо посоветоваться с визирем, а он имеет пребывание в
тридцати двух верстах от Измаила...
Суворов на другой ответ и не рассчитывал. Он собрал военный
совет. Как водится, выслушали сначала мнение младших.
-- Штурм! -- сказал донской казак Матвей Платов.
-- Иного и не мыслю, -- добавил Голенищев-Кутузов.
За штурм высказались все, кто был в совете, включая и де
Рибаса, галеры которого качались на стылой воде под стенами
Измаила. В боевом журнале было записано: "Приступить к штурму
неотлагательно. Уже нет надобности относиться к его светлости
(Потемкину). Обращение осады в блокаду исполнять не должно.
Отступление же предосудительно".
Суворов встал и поклонился собранию:
-- Крайне признателен вам всем, господа...
К туркам в Измаил подбросили его прокламацию. Суворов еще
раз предупредил, что лучше им сдаться: "В противном же случае
поздно будет пособить человечеству, когда не могут быть
пощажены не только никто, но и самые женщины и невинные
младенцы от раздраженного воинства, и за то никто, как вы и все
чиновники (ваши) пред Богом ответ дать должны..."
Ответ сераскира сохранился для истории:
-- Скорее Дунай повернет вспять, нежели сдастся Измаил!
Все стало ясно. Но в приказе по армии Суворов строжайше
предупредил: "Христиан и безоружных отнюдь не лишать жизни,
разумея то же о всех женщинах и детях". Люди мерзли, но пища
еще была: в котлах варили капусту с рисом, на вертелах жарили
дичь, солдаты пили анисовку из штофов, офицеры баловались
молдаванским из бочек. Суворов назначил штурм на 11 декабря, и
турки об этом узнали. Из крепости они расстреливали команды
землекопов, русские батареи и корабли отвечали огнем мортирным.
Суворов признался офицерам:
-- На штурм Измаила можно решиться лишь единожды в жизни,
благо повторить сей опыт вторично никому не дано...
У него был секрет: все штурмующие колонны должны верить, что
направление каждой есть самое главное, но, веря в это, они не
должны были знать, что их боевой порыв послужит лишь отвлечению
турок от направления решающего удара по крепости -- со стороны
реки! Этого секрета не знал даже Голенищев-Кутузов, которому
предстояло штурмовать в Килийских воротах. |