.. Треугольник
Измаила все плотнее опоясывала жаркая дуга беспримерной битвы!
Голенищеву-Кутузову выпало едва ли не самое кровавое дело. В
Килийских воротах он принял на себя последний удар последних
Гиреев -- ханов и султанов, которые в Измаиле отстаивали свое
право на бахчисарайский престол, на возрождение Крымского
ханства. Нет слов, чтобы выразить их безумную ярость!
Каплан-Гирсй дрался на саблях вместе с шестью сыновьями,
которые все пали, но старик, видя их гибель, не сдался и,
убитый, свалился поверх своих же сыновей...
В этот момент прискакал курьер к Суворову:
-- Генерал-майор Голенищев-Кутузов от ворот Килийских велит
сказать вам, что его колонне никак не пройти.
На что Суворов ответил:
-- Я его знаю, и он меня знает. Передай, что эштафет о
взятии Измаила в Петербург уже послан, а генерала
Голснищева-Кутузова с сего момента назначаю комендантом
Измаила...
К восьми часам утра верхний вал был взят!
-- Брать город, -- вдруг заволновался Суворов.
Он-то понимал, что в симфонии боя отзвучала лишь прелюдия к
нему, а главная тема разрешится в улицах, среди сараев, дворов
и подвалов... Да! Именно внутри крепости и началась бойня за
Измаил -- не битва, а подлинная бойня.
-- Пушки! Вкатывайте артиллерию в город...
Пощады никто не ведал -- ни турки, ни русские. Янычар
измаильский, уже старик, засучив рукава халата, рьяно бился на
саблях, пока его не изрубили в куски. Растрепанные мегеры,
обуянные фанатичным гневом, кидались на русских с кинжалами. Из
горящих конюшен Измаила дикими табунами выбегали лошади,
увеличивая смятение, и ударами копыт добивали павших. В
поединках встречались запорожцы -- "верные" и "неверные";
вчерашние побратимы, они с воплями пластали один другого
саблями от уха до затылка. Крымские татары пытались пробиться к
Дунаю, убив на своем пути множество казаков, но тут подоспели
бравые ребята егеря, в камышах они перекололи всех татар -- ни
один не прошел к реке... Каждый дом, каждая дверь, каждое
окошко брались с бою! Мечети стали неприступными бастионами, их
взрывали вместе с османами. Под ногами катались свертки шелка,
проливалось из мешков тягучее золото, из разбитых сундуков
сыпался жемчуг, но сейчас было не до этого.
-- Круши их в песи, руби в хузары! Все наше...
И дрались. Так дрались, как никогда еще не бывало.
Священник Полоцкого полка дубасил янычар по головам крестом
христианским -- символом любви к ближнему своему.
-- Православные, да не будет нам сраму! -- взывал он...
Суворов уже плохо видел: глаза резало от дыма.
-- Много их еще там? -- спросил он, показывая на Измаил.
-- В каждой щели по турку, -- отвечали ему.
-- Я предупреждал, что пощады не будет. Всех, кто не сдался,
уничтожить без жалости, -- повелел он. |