– Гм, сдается, мы здесь непрошеные гости, – сказал Звенигора. – По всему видно, что хозяева заметили нас и быстро спрятались. Куда? Во всяком случае, в дверь на­встречу нам они не выходили!

– Но здесь имеется еще една дверь, проше пана, – по­казал Спыхальский на темную деревянную стену, что перегораживала хижину пополам. – Побей меня громом Перун, если за ней не стоит по крайней мере един из тех, кто толь­ко что собирался хлебать эту ароматную чорбу, которая так и щекочет мне ноздри своим душком, холера ясна!

С этими словами пан Мартын толкнул еле заметные в полутьме дверцы, и удивленные беглецы увидели во второй половине хижины несколько овец, что безмятеж­но лакомились сухим лесным сеном, и высокого старого горца.

– Здравствуй, пан хозяин! – поздоровался удивлен­ный не меньше других Спыхальский.

– Здравствуйте, – ответил горец, входя в комнату. За­тем мрачно спросил: – Кто вы такие?

Звенигора выступил вперед:

– Извини, друг, что мы вошли без спроса в твой дом. Но не спрашивай, кто мы. А если ты добрый человек, то прими нас в своей теплой хижине – позволь переночевать!

Горец пристально осмотрел янычарскую одежду Звенигоры и, нахмурив седые брови, показал рукой на лавку:

– Садитесь. Если голодны, прошу отведать моей еды.

– Спасибо, – поблагодарил Звенигора. – Только, я вижу, вас двое собиралось ужинать. Понравится ли тому, другому, что мы без его согласия съедим предназначенную ему порцию чорбы?

– Никого, кроме меня, в хижине нет, незнакомец, – ответил старик. – А вторую ложку, как велит обычай, я по­ложил для того, кто в пути.

«Гм, хитрый старик, выкрутился, – подумал казак. – Однако меня не проведешь! Не на такого напал!.. А зачем тогда два кожуха постелены на лавке! Тоже для гостя?»

Балканджий подал еще две ложки, и изголодавшиеся беглецы с жадностью набросились на горячую похлебку. Молчаливый хозяин хижины не садился к столу. Подбро­сил в печку несколько сухих поленьев, принес охапку аро­матного сена и, настелив его в углу возле печки, вышел из хижины.

– Не нравится мне, как он ведет себя, – тихо произ­нес Роман. – Отмалчивается и зыркает исподлобья, окаян­ный лесовик! Не лучше ли нам удрать отсюда, пока он не привел янычар?

Однако его никто не поддержал. Спыхальский после сытной горячей еды разомлел и посоловевшими глазами по­глядывал на мягкую, душистую постель. Звенигора совсем расхворался. Спина покрылась жгучими язвами. Его била лихорадка. Гриве, видно, тоже не хотелось идти из теплого дома в мокрый осенний лес.

– Ладно, остаемся. Ложитесь, друзья, спать, а я по­дежурю до полночи, – сдался Роман. – Потом разбужу па­на Мартына.

Все улеглись на сене вповалку. Спыхальский и Грива мгновенно уснули. Арсен долго метался в горячке, бредил, но наконец заснул и он. Только Роман отчаянно боролся со сном. Когда горец вошел и, задув свечку, лег на лавку, дон­чак ущипнул себя за ухо и широко открыл глаза. Потом попытался прислушаться к ночным шорохам, вгляды­ваться в темноту. Стал припоминать разные истории из сво­ей жизни... Потом дыхание его стало ровнее, веки против воли сомкнулись, и незаметно для себя он погрузился в за­бытье.

Первым проснулся от резкой боли Арсен. С тех пор как его избил Абдурахман, он спал лишь ничком, на животе. Поэтому он сразу почувствовал, как кто-то сел ему на спи­ну, завернул руки назад и начал их вязать веревкой.