– Меня группа попросила. Не знаю, с чего и начать. У нас сегодня утром было комсомольское собрание… Ведь, знаете, Инга очень чудесная девушка. Мы уже два года учимся вместе. Она и активист хороший, и на повышенную чуть‑чуть только не вытянула. И моральный уровень у нее на высоком уровне. – Она замолчала, сообразив, что сказала что‑то не совсем правильно.

И я молчал. Говори, милая девушка, говори. Мне очень хочется слушать про Ингу. А если с ней случилось что‑то страшное, то я помогу. Я для нее все сделаю, только бы не было боли в ее глазах и этого жуткого отчаяния.

– Конечно, не все так думают, как я, – продолжала она. – Моральное падение, дурной пример для других и прочее и прочее… Валерка у нас такой. Уж чересчур правильный. Да еще и влюблен в нее.

– Ну а что все‑таки произошло?

– Как?! И вы еще спрашиваете? Ну вы тип!

– Пусть так, а все же?

– Да у вас сын родился, а вы на него и взглянуть не хотите!

Сначала я даже не удивился, не дошло до меня как‑то. Я только машинально поднял руку и потрогал лоб девушки.

– Вы перегрелись.

Она со злостью отбросила мою руку.

– Да вы и в самом деле подлец! Вас… вас с поезда высадить надо. Да! Да! Высадить, высадить! Инка мучается. И как она в глаза матери будет смотреть? Уехала, все нормально, а привезла сына. А ему, видите ли, плевать. Плевать! Плевать!

Ух и разошлась она! Короткие волосы встали чуть ли не торчком, щеки раскраснелись, глаза горели презрением и гневом.

– Остановитесь! Расскажите все толком.

– Как? Вы что… вы в самом деле ничего не знаете или просто прикидываетесь дурачком?

– Я в самом деле ничего не знаю.

– Да ведь уже весь вагон знает.

– Кто‑то, наверное, уже рассказал всему вагону, а мне – нет.

– Да мы же и рассказали. Ведь такая неожиданность! Это просто ужас какой‑то! Наш строительный отряд ездил в Фомскую область. А строили мы свиноферму. Ну, поработали мы хорошо. Даже благодарность от совхоза получили. Да и денег нам выдали порядочно. Сели вчера в поезд. Песни поем. Все хорошо, все нормально, весело. Никаких ЧП, ничего подобного. И Инга была нормальной, ну разве что немного возбужденной, да и то только тогда, когда слух разнесся, что в каком‑то купе едет пришелец. Она все шею вытягивала, рассмотреть кого‑то хотела. Но в пришельцев мы принципиально не верим. И Ингу не пустили. Она у нас поет хорошо. А какие без нее песни? Потом улеглись спать, но Инга долго не спала. Мне снизу хорошо было видно. Все что‑то пальцем на багажной полке рисовала. Так вы в самом деле ничего не знаете?

– Ничего.

– Странно… – Она все еще смотрела на меня недоверчиво, недоброжелательно. – Ну так слушайте… Утром, часов в пять, наверное, точно я не догадалась заметить, вдруг ребенок закричал. Я ничего не пойму. Где‑то рядом плачет. Потом сообразила, что в нашем купе. Да только откуда у нас может взяться ребенок? Уже светать стало. Я смотрю, а Инга лежит, вся какая‑то не своя, и его вроде баюкает. Он и затих. Я ее спрашиваю: «Инка, это откуда взялось?» – «Это сын мой», – отвечает. «Инка, я, наверное, сплю? Мне черт знает что кажется! Это ведь ребенок?» – «Ну да. Это мальчик. Сын мой». – «Какой такой сын? Ты что, сдурела? Подкинули? А‑а…» – «Да нет, Света, сын это мой. Понимаешь? Сын! Мой, мой, мой… Сашенькой назову». Ну, думаю, чокнулась Инка. Давай ребят будить, да только их сразу и не добудишься. «Послушай, – говорю, – раз сын, то и отец должен быть. Ведь это обязательно?» – «Глупая, ну, конечно, обязательно».