..
-- Не опохмелялся еще нынче? -- спросил Маякин с улыбочкой.
Фома сел на стуле плотнее и с искаженным лицом заговорил:
-- Папаша крестный!.. Вы умный человек... я уважаю вас за ум...
-- Спасибо, сынок! -- поклонился Маякин, привстав и опершись руками о
стол.
-- Я хочу сказать, что мне уже не двадцать лет... Я не маленький.
-- Еще бы те! -- согласился Маякин. -- Не мал век ты прожил, что и
говорить! Кабы комар столько время жил -- с курицу бы вырос...
-- Погодите шутки шутить!.. -- предупредил Фома и сделал это так
спокойно, что Маякина даже повело всего и морщины на его лице тревожно
задрожали.
-- Вы зачем сюда приехали? -- спросил Фома.
-- А... набезобразил ты тут... так я хочу посмотреть -- много ли? Я,
видишь ли, родственником тебе довожусь... и один я у тебя...
-- Напрасно вы беспокоитесь... Вот что, папаша... Или вы дайте мне
полную волю, или все мое дело берите в свои руки, -- все берите! Все, до
рубля!
Это вырвалось у Фомы совершенно неожиданно для него; раньше он никогда
не думал ничего подобного. Но теперь, сказав крестному эти слова, он вдруг
понял, что, если б крестный взял у него имущество, -- он стал бы совершенно
свободным человеком, мог бы идти, куда хочется, делать, что угодно... До
этой минуты он был опутан чем-то, но не знал своих пут, не умел сорвать их с
себя, а теперь они сами спадают с него так легко и просто. В груди его
вспыхнула тревожная и радостная надежда, он бессвязно бормотал:
-- Это всего лучше! Возьмите все и -- шабаш! А я -- на все четыре
стороны!.. Я этак жить не могу... Точно гири на меня навешаны... Я хочу жить
свободно... чтобы самому все знать... я буду искать жизнь себе... А то --
что я? Арестант... Вы возьмите все это... к черту все! Какой я купец? Не
люблю я ничего... А так -- ушел бы я от людей... работу какую-нибудь работал
бы... А то вот -- пью я... с бабой связался...
Маякин смотрел на него, внимательно слушал, и лицо его было сурово,
неподвижно, точно окаменело. Над ними носился трактирный, глухой шум,
проходили мимо них какие-то люди, Маякину кланялись, но он ничего не видал,
упорно разглядывая взволнованное лицо крестника, улыбавшееся растерянно,
радостно и в то же время жалобно...
-- Э-эх, ежевика ты моя, кисла ягода! -- вздохнув, сказал он, перебивая
речь Фомы. -- Заплутался ты. Плетешь -- несуразное... Надо понять -- с
коньяку ты это или с глупости?
-- Папаша! -- воскликнул Фома. -- Ведь было так... бросали все имение
люди!
-- Не при мне было... Не близкие мне люди! -- сказал Маякин строго. --
А то бы я им -- показал!
-- Многие угодниками стали, как ушли...
-- Мм... У меня не ушли бы!.. И зачем я с тобой серьезно говорю?
Тьфу!..
-- Папаша! Почему вы не хотите? -- с сердцем воскликнул Фома. |