|
.. Хотя я бы еще посидел... Любопытно... Благородно они, черти, ведут себя... ей-богу! -- Я не могу больше: мне холодно... Фома поднялся на ноги, снял картуз и, поклонившись наборщикам, громко и весело сказал: -- Спасибо, господа, за угощенье! Прощайте! Его сразу окружили, и раздались убедительные голоса: -- Подождите! Куда вы? Вот спели бы вместе, а? -- Нет, надо идти... вот и товарищу одному неловко... провожу... Весело вам пировать! -- Эх, подождали бы вы!.. -- воскликнул толстый парень и тихо шепнул: -- Его можно одного проводить... Чахоточный тоже сказал тихонько: -- Вы оставайтесь... А мы его до города проводим, там на извозчика и -- готово! Фоме хотелось остаться и в то же время было боязно чего-то. А Ежов поднялся на ноги и, вцепившись в рукава его пальто, пробормотал: -- Иде-ем... черт с ними! -- До свидания, господа! Пойду! -- сказал Фома и пошел прочь от них, сопровождаемый возгласами вежливого сожаления. -- Ха-ха-ха! -- рассмеялся Ежов, отойдя от костра шагов на двадцать. -- Провожают с прискорбием, а сами рады, что я ушел... Я им мешал превратиться в скотов... -- Это верно, что мешал... -- сказал Фома. -- На что ты речи разводишь? Люди собрались повеселиться, а ты клянчишь у них... Им от этого скука... -- Молчи! Ты ничего не понимаешь! -- резко крикнул Ежов. -- Ты думаешь -- я пьян? Это тело мое пьяно, а душа -- трезва... она всегда трезва и все чувствует... О, сколько гнусного на свете, тупого, жалкого! И люди эти, глупые, несчастные люди... Ежов остановился и, схватившись за голову руками, постоял с минуту, пошатываясь на ногах. -- Н-да-а! -- протянул Фома, -- Очень они не похожи на других... Вежливы... Господа вроде... И рассуждают правильно... С понятием... А ведь просто -- рабочие!.. Во тьме сзади их громко запели хоровую песню. Нестройная сначала, она все росла и вот полилась широкой, бодрой волной в ночном, свежем воздухе над пустынным полем. -- О, боже мой! -- вздохнув, сказал Ежов грустно и тихо. -- К чему прилепиться душой? Кто утолит ее жажду дружбы, братства, любви, работы чистой и святой?.. -- Эти простые люди, -- медленно и задумчиво говорил Фома, не вслушиваясь в речь товарища, поглощенный своими думами, -- они, ежели присмотреться к ним, -- ничего! Даже очень... Любопытно... Мужики... рабочие... ежели их так просто брать -- все равно как лошади... Везут себе, пыхтят... -- Всю нашу жизнь они везут на своих горбах! -- с раздражением воскликнул Ежов. -- Везут, как лошади... покорно, тупо... И эта их покорность -- наше несчастие, наше проклятие... Он, пошатываясь, долгое время шел молча и вдруг каким-то глухим, захлебывающимся голосом, который точно из живота у него выходил, стал читать, размахивая в воздухе рукой: Я жизнью жестоко обманут, И столько я бед перенес. |
