|
.. Вошла Любовь и пригласила всех в столовую. Когда Маякины пошли туда, Фома незаметно дернул Любовь за рукав, и она осталась вдвоем с ним, торопливо спрашивая его: -- Ты что? -- Ничего!.. -- улыбаясь, сказал Фома. -- Хочу спросить тебя -- рада? -- Еще бы! -- воскликнула Любовь. -- А чему? -- Странный ты! -- удивленно взглянув на него, сказала Любовь. -- Разве не видишь? -- Э-эх ты! -- с презрительным сожалением протянул Фома. -- Разве от твоего отца, -- разве в нашем купецком быту родится что-нибудь хорошее? А ты врала мне: Тарас -- такой, Тарас -- сякой! Купец как купец... И брюхо купеческое... -- Он был доволен, видя, что девушка, возмущенная его словами, кусает губы, то краснея, то бледнея. -- Ты... ты, Фома!.. -- задыхаясь, начала она и вдруг, топнув ногой, крикнула ему: -- Не смей говорить со мной! На пороге комнаты она обернула к нему гневное лицо и вполголоса кинула: -- У, ненавистник!.. Фома засмеялся. Ему не хотелось идти туда за стол, где сидят трое счастливых людей. Он слышал их веселые голоса, довольный смех, звон посуды и понимал, что ему, с тяжестью на сердце, не место рядом с ними. И нигде ему нет места. Постояв одиноко среди комнаты, Фома решил уйти из дома, где люди радовались. Выйдя на улицу, он почувствовал обиду на Маякиных: все-таки это были единственные на свете люди, близкие ему. Пред ним встало лицо крестного, дрожащие от возбуждения морщины, освещаемые радостным блеском его зеленых глаз. "В темноте и гнилушка светит", -- злостно думал он. Потом ему вспомнилось спокойное, серьезное лицо Тараса и рядом с ним напряженно стремящаяся к нему фигура Любы. Это возбудило в нем зависть и -- грусть. "Кто на меня так посмотрит?.." Он очнулся от своих дум на набережной, у пристаней, разбуженный шумом труда. Всюду несли и везли разные вещи и товары; люди двигались спешно, озабоченно, понукали лошадей раздражаясь, кричали друг на друга, наполняли улицу бестолковой суетой и оглушающим шумом торопливой работы. Они возились на узкой полосе земли, вымощенной камнем, с одной стороны застроенной высокими домами, а с другой -- обрезанной крутым обрывом к реке; кипучая возня производила на Фому такое впечатление, как будто все они собрались бежать куда-то от этой работы в грязи, тесноте и шуме, -- собрались бежать и спешат как-нибудь скорее окончить недоделанное и не отпускающее их от себя. Их уже ждали огромные пароходы, стоя у берегов, выпуская из труб клубы дыма. Мутная вода реки, тесно заставленной судами, жалобно и тихо плескалась о берег, точно просила дать и ей минутку покоя и отдыха... С одной из пристаней давно уже разносилась по воздуху веселая "дубинушка". Крючники работали какую-то работу, требовавшую быстрых движений, и подгоняли к ним запевку и припев. |
