|
.. -- хрипящим голосом рассказывал Маякин. -- Так. Неглупо... Тарас задумался и помолчал. Старик взглянул на его грустное лицо. -- С женой, значит, хорошо жил... -- сказал он. -- Ну, что ж? Мертвому -- рай, живой -- дальше играй!.. Не так уж ты стар... Давно овдовел? -- Третий год... -- А на соду как попал? -- Это завод тестя... -- Ага-а! Сколько получаешь? -- Около пяти тысяч... -- Кусок не черствый! Н-да-а! Вот те и каторжник! Тарас взглянул на отца твердым взглядом и сухо спросил его: -- Кстати -- с чего это вы взяли, что я в каторге был? Старик взглянул на сына с изумлением, которое быстро сменилось в нем радостью: -- А -- как же? Не был? О, чтоб вам! Стало быть -- как же? Да ты не обижайся! Разве разберешь? Сказано -- в Сибирь! Ну, а там -- каторга!.. -- Чтобы раз навсегда покончить с этим, -- серьезно и внушительно сказал Тарас, похлопывая рукой по колену, -- я скажу вам теперь же, как все это было. Я был сослан в Сибирь на поселение на шесть лет и все время ссылки жил в Ленском горном округе... В Москве сидел в тюрьме около девяти месяцев -- вот и все! -- Та-ак! Однако -- что же это? -- смущенно и радостно бормотал Яков Тарасович. -- А тут распустили этот нелепый слух... -- Уж подлинно -- нелепый! -- сокрушился старик. -- И очень насолили мне однажды... -- Но-о? Неужто? -- Да... Я начал свое дело... Внимательно слушая беседу Маякиных, упорно разглядывая приезжего, Фома сидел в своем углу и недоумевающе моргал глазами. Вспоминая отношение Любови к брату, до известной степени настроенный ее рассказами о Тарасе, он ожидал увидать в лице его что-то необычное, не похожее на обыкновенных людей. Он думал, что Тарас и говорит как-нибудь особенно и одевается по-своему, вообще -- не похож на людей. А пред ним сидел солидный человек, строго одетый, очень похожий лицом на отца и отличавшийся от него только сигарой. Говорит он кратко, дельно, о простых таких вещах, -- где же особенное в нем? Вот он начал рассказывать отцу о выгодности производства соды... В каторге он не был, -- наврала Любовь! Она то и дело появлялась в комнате. Ее лицо сияло счастьем, и глаза с восторгом осматривали черную фигуру Тараса, одетого в такой особенный, толстый сюртук с карманами на боках и с большими пуговицами. Она ходила на цыпочках и как-то все вытягивала шею по направлению к брату. Фома вопросительно поглядывал на нее, но она его не замечала, пробегая мимо двери с тарелками и бутылками в руках. Случилось так, что она заглянула в комнату как раз в то время, когда ее брат говорил отцу о каторге. Она замерла на месте, держа поднос в протянутых руках, и выслушала все, что сказал брат о наказании, понесенном им. Выслушала и -- медленно пошла прочь, не уловив недоумевающе-насмешливого взгляда Фомы. |
