|
.. Проспал, черт е дери, -- до двух часов ночи все учился... Ты задачи сделал? -- Не сделал. -- Эх ты, карамора! Ну, я их тебе сейчас раскатаю! Впиваясь в пирог мелкими, острыми зубами, он мурлыкал, как котенок, притопывал в такт левой ногой и в то же время решал задачу, бросая Фоме короткие фразы: -- Видал? В час вытекло восемь ведер... а сколько часов текло -- шесть? Эх, сладко вы едите!.. Шесть, стало быть, надо помножить на восемь... А ты любишь пироги с зеленым луком? Я -- страсть как! Ну вот, из первого крана в шесть часов вытекло сорок восемь... а всего налили в чан девяносто... дальше-то понимаешь? Ежов нравился Фоме больше, чем Смолин, но со Смолиным Фома жил дружнее. Он удивлялся способностям и живости маленького человека, видел, что Ежов умнее его, завидовал ему и обижался на него за это и в то же время жалел его снисходительной жалостью сытого к голодному. Может быть, именно эта жалость больше всего другого мешала ему отдать предпочтение живому мальчику перед скучным, рыжим Смолиным. Ежов, любя посмеяться над сытыми товарищами, часто говорил им: -- Эх вы, чемоданчики с пирожками!.. Фома сердился на него за насмешки и однажды, задетый за сердце, презрительно и зло сказал: -- А ты -- попрошайка, нищий! Желтое лицо Ежова покрылось пятнами, и он медленно ответил: -- Ладно, пускай!.. А вот я не буду подсказывать тебе -- и станешь ты бревном! Дня три они не разговаривали друг с другом, к огорчению учителя, который должен был в эти дни ставить единицы и двойки сыну всеми уважаемого Игната Гордеева. Ежов знал все: он рассказывал в училище, что у прокурора родила горничная, а прокуророва жена облила за это мужа горячим кофе; он мог сказать, когда и где лучше ловить ершей, умел делать западни и клетки для птиц; подробно сообщал, отчего и как повесился солдат в казарме, на чердаке, от кого из родителей учеников учитель получил сегодня подарок и какой именно подарок. Круг интересов и знаний Смолина ограничивался бытом купеческим; рыжий мальчик любил определять, кто кого богаче, взвешивая и оценивая их дома, суда, лошадей. Все это он знал подробно, говорил об этом с увлечением. К Ежову он относился так же снисходительно, как и Фома, но более дружески и ровно. Каждый раз, когда Гордеев ссорился с Ежовым, он стремился примирить их, а как-то раз, идя домой из школы, сказал Фоме: -- Зачем ты ругаешься с Ежовым? -- А что он больно зазнается? -- сердито ответил Фома. -- То и зазнается, что ты учишься плохо, а он всегда помогает тебе... Он -- умный... А что бедный, так -- разве в этом он виноват? Он может выучиться всему, чему захочет, и тоже будет богат... -- Комар он какой-то, -- пренебрежительно сказал Фома, -- пищит, пищит, да вдруг и укусит! Но в жизни мальчиков было нечто объединявшее всех их, были часы, в течение которых они утрачивали сознание разницы характеров и положения. |
