|
.. но пока большого разума в тебе не видать... Игнат вздыхал при этих словах. -- Ты бы, кум, скорее пускал в оборот сына-то... -- А вот погоди... -- Чего годить? Лета два, три повертится на Волге, да и под венец его... Вон Любовь-то какая у меня... Любовь Маякина в эту пору училась в пятом классе какого-то пансиона. Фома часто встречал ее на улице, причем она всегда снисходительно кивала ему русой головкой в щегольской шапочке. Она нравилась Фоме, но ее розовые щеки, веселые карие глаза и пунцовые губы не могли сгладить у Фомы обидного впечатления от ее снисходительных кивков ему. Она была знакома с какими-то гимназистами, и хотя между ними был Ежов, старый товарищ, но Фому не влекло к ним, в их компании он чувствовал себя стесненным. Ему казалось, что все они хвастаются перед ним своей ученостью и смеются над его невежеством. Собираясь у Любови, они читали какие-то книжки, и, если он заставал их за чтением или крикливым спором, -- они умолкали при виде его. Все это отталкивало его. Однажды, когда он сидел у Маякиных, Люба позвала его гулять в сад и там, идя рядом с ним, спросила его с гримаской на лице: -- Почему ты такой бука, -- никогда ни о чем не говоришь? -- О чем мне говорить, ежели я ничего не знаю! -- просто сказал Фома. -- Учись, -- читай книги!.. -- Не хочется... -- А вот гимназисты -- все знают и обо всем умеют говорить... Ежов, например... -- Знаю я Ежова, -- болтушка! -- Просто ты завидуешь ему... Он очень умный... да. Вот он кончит гимназию -- поедет в Москву учиться в университет. -- Ну, так что? -- А ты так и останешься неучем... -- Ну, и пускай... -- Как это хорошо! -- иронически воскликнула Люба. -- Я и без науки на своем месте буду, -- насмешливо сказал Фома. -- И всякому ученому нос утру... пусть голодные учатся, -- мне не надо... -- Фи, какой ты глупый, злой, -- гадкий! -- презрительно сказала девушка и ушла, оставив его одного в саду. Он угрюмо и обиженно посмотрел вслед ей, повел бровями и, опустив голову, медленно направился в глубь сада. Он начинал познавать прелесть одиночества и сладкую отраву мечтаний. Часто, летними вечерами, когда все на земле окрашивается в огненные, возбуждающие воображение краски заката, -- в грудь его проникало смутное томление о чем-то непонятном ему. Сидя где-нибудь в темном уголке сада или лежа в постели, он уже вызывал пред собой образы сказочных царевен, -- они являлись в образе Любы и других знакомых барышень, бесшумно плавали перед ним в вечернем сумраке и смотрели в глаза его загадочными взорами. Порой эти видения возбуждали в нем прилив мощной энергии и как бы опьяняли его -- он вставал и, расправляя плечи, полной грудью пил душистый воздух; но иногда те же видения навевали на него грустное чувство -- ему хотелось плакать, было стыдно слез, он сдерживался и все-таки тихо плакал. |
