|
В сумрачной, душной и тяжелой атмосфере по комнатам почти бесшумно двигались женские фигуры, одетые в темные платья, всегда с видом душевного сокрушения на лицах и всегда в мягких туфлях на ногах. Семья Якова Маякина состояла из него самого, его жены, дочери и пяти родственниц, причем самой младшей из них было тридцать четыре года. Все они были одинаково благочестивы, безличны и подчинены Антонине Ивановне, хозяйке дома, женщине высокой, худой, с темным лицом и строгими серыми глазами, -- они блестели властно и умно. Был еще у Маякина сын Тарас, но имя его не упоминалось в семье; в городе было известно, что с той поры, как девятнадцатилетний Тарас уехал в Москву учиться и через три года женился там против воли отца, -- Яков отрекся от него. А потом Тарас -- пропал без без вести. Говорили, что он за что-то сослан в Сибирь... Яков Маякин -- низенький, худой, юркий, с огненно-рыжей клинообразной бородкой -- так смотрел зеленоватыми глазами, точно говорил всем и каждому: "Ничего, сударь мой, не беспокойтесь! Я вас понимаю, но ежели вы меня не тронете -- не выдам..." Голова у него была похожа на яйцо и уродливо велика. Высокий лоб, изрезанный морщинами, сливался с лысиной, и казалось, что у этого человека два лица -- одно проницательное и умное, с длинным хрящеватым носом, всем видимое, а над ним -- другое, без глаз, с одними только морщинами, но за ними Маякин как бы прятал и глаза и губы, -- прятал до времени, а когда оно наступит, Маякин посмотрит на мир иными глазами, улыбнется иной улыбкой. Он был владельцем канатного завода, имел в городе у пристаней лавочку. В этой лавочке, до потолка заваленной канатом, веревкой, пенькой и паклей, у него была маленькая каморка со стеклянной скрипучей дверью. В каморке стоял большой, старый, уродливый стол, перед ним -- глубокое кресло, и в нем Маякин сидел целыми днями, попивая чай, читая "Московские ведомости". Среди купечества он пользовался уважением, славой "мозгового" человека и очень любил ставить на вид древность своей породы, говоря сиплым голосом: -- Мы, Маякины, еще при матушке Екатерине купцами были, -- стало быть, я -- человек чистой крови... В этой семье сын Игната Гордеева прожил шесть лет. На седьмом году Фома, большеголовый, широкогрудый мальчик, казался старше своих лет и по росту и по серьезному взгляду миндалевидных, темных глаз. Молчаливый и настойчивый в своих детских желаниях, он по целым дням возился с игрушками вместе с дочерью Маякина -- Любой, под безмолвным надзором одной из родственниц, рябой и толстой старой девы, которую почему-то звали Бузя, -- существа чем-то испуганного; даже с детьми она говорила вполголоса, односложными словами. Зная множество молитв, она не рассказывала Фоме ни одной сказки. С девочкой Фома жил дружно, но, когда она чем-нибудь сердила или дразнила его, он бледнел, ноздри его раздувались, он смешно таращил глаза и азартно бил ее. |
