|
Умирал машинист в полном сознании, только не мог говорить -- распухший язык не повиновался. Убитые горем, с заплаканными глазами, возле кровати больного собрались верные друзья. Не хотелось верить, что смерть уже коснулась его своим холодным дыханием. Неужели Фриц Герман, такой сильный и такой добрый, уйдет от них навсегда? Неужели это конец? Матросам стало страшно. Одно дело умереть в борьбе со стихией, совсем другое -- заживо сгнить. Но Фриц был спокоен -- он честно прожил жизнь и выполнил свой долг. Умирающий силился что-то сказать, глядя на капитана, но можно было разобрать лишь отдельные слова: Франция, Эльзас и еще Васелонн -- название деревни, где жили старые родители. Вдруг речь его стала более внятной, видимо от коньяка, который доктор влил ему в рот. -- Капитан,-- произнес Фриц -- прощайте... и вы, друзья... Я сделал все, что мог... -- Да, друг мой,-- дрогнувшим голосом сказал де Амбрие,-- ты выполнил свой долг до конца. Большое тебе спасибо! -- И вам спасибо на добром слове... Простите, друзья, если кого-нибудь из вас я невольно обидел. Не поминайте лихом... Я умираю, верный своему флагу... Покажите его мне, капитан, в последний раз, а ты, парижанин, спой "Песню об Эльзасе". Совершенно обессиленный, Фриц уронил голову на подушку, но при виде французского штандарта, который в эту минуту водрузили в дверях, ценой невероятных усилий одной рукой взял за руку капитана, другой -- Плюмована, едва сдерживающего слезы. Матросов била дрожь. В отворенную дверь врывались слабые солнечные лучи. -- Пой, друг! -- снова попросил умирающий.-- Пой об Эльзасе!.. С трудом овладев собой, Артур запел глухим прерывающимся голосом: Скажи, где Родина твоя? Германия иль Франция? Фриц слушал, не сводя глаз с трехцветного флага. Зазвучал последний куплет: ...Воскликну, гнева не тая: Вот, немцы, Родина моя! Пускай в тисках вы сжали нас, Но верен Франции Эльзас. Тут Герман привстал, воскликнул "есть!" и мертвый упал на постель. -- Конец! -- произнес капитан, даже не пытаясь скрыть слез. -- Бедный Фриц! -- воскликнул парижанин и зарыдал. Моряки сняли шапки, а де Абрие отделил флаг от древка и обернул им, словно саваном, покойника... Времени было мало, еще меньше припасов. Но де Амбрие решил дождаться следующего дня и уже тогда принять окончательное решение. Его долг -- быть на похоронах матроса, бросить на его могилу горсть земли. После того, как доктор удостоверил факт смерти, покойного обрядили в матросскую форму с военной медалью на груди, зажгли все лампы. Шесть часов длилось прощание. Затем умершего завернули в парусину. В нескольких сотнях метров от палатки, среди огромных ледяных глыб, вырыли могилу. |
