(Вырывает другой череп.)

     Гамлет.  Вот и еще череп! Кто знает, может быть, он принадлежал мудрому

законодателю?   Где  теперь  все  его  юридические  тонкости,  его  крючки и

закорючки, его отношения, определения, постановления? Как позволяет он этому

негодяю  колотить  себя  лопатой  по  голове?  Отчего  он  не  затеет  с ним

уголовного  процесса?  Или,  может быть, он был землевладельцем, - где тогда

его  грамоты,  оброчные статьи, залоги, привилегии и договоры? Здесь заложен

он сам - в землю, и имеет привилегию - видеть свою голову, посыпанную прахом

и  землею.  Как?  неужели  все его закупки, столь верные, скрепленные такими

длинными  купчими крепостями, укрепили за ним только это пространство земли,

которое  и  все-то  можно  закрыть  пергаментными листами этих купчих. В его

гробе  не поместились бы все бумаги по владению принад лежащих ему земель, а

сам владелец в нем удобно поместился... Ведь странно, не правда ли?

     Горацио. Да, принц!

     Гамлет. Ведь пергамент делается из бараньей кожи, кажется?

     Горацио. Да, принц, и из телячьей также.

     Гамлет.  Бараны  же  и  телята  -  те,  которые верят в состоятельность

подобных  документов!  Поговорю  с  этим  бездельником.  -  Чья  эта могила,

приятель?

     Могильщик. Моя, сударь!

                           Шесть досок сосновых,

                              Вот приют людей!

     Гамлет.  Знаю,  что  покуда  она  твоя,  потому что ты ее роешь и в ней

стоишь.

     Могильщик.  Вы  не  в  могиле,  значит,  она  и не ваша, а я в могиле -

значит, она моя, хоть и не для меня вырыта.

     Гамлет.  Лжешь,  могила  назначается  для  мертвеца,  а  не  для живого

человека!

     Могильщик.  Больно живо уж вы "лжешь" говорите, сейчас видно, что вам в

могилу-то не хочется: я, дескать, живой человек!

     Гамлет. Для какого человека роешь ты эту могилу?

     Могильщик. Да ни для какого; она не для человека.

     Гамлет. Ну, так для женщины...

     Могильщик. И не для женщины!

     Гамлет. Так для кого же?

     Могильщик.  Для  той,  что  была  женщиной, а теперь, Господи помяни ее

душу, стала трупом!

     Гамлет.  Как  этот  негодяй  любит  точность;  с  ним  нужно  осторожно

говорить,  чтоб  не  сбиться с толку. Черт возьми, Горацио, вот уже три года

как  я  стал  замечать,  что свет пошел совсем наоборот и крестьянин идет за

придворным  так  близко, что его носок царапает пятку последнего.