|
442
С годами дни становятся короче, несбывшееся вяжется узлом, и полнятся томительные ночи пленительными снами о былом.
443
Я верю в честность, верю в честь, но зорок без отдохновения: у всякой нравственности есть свой личный камень споткновения.
444
Нисколько нет особого геройства в азарте, игровом и добросовестном, но ценное и редкостное свойство — умение проигрывать с достоинством.
445
Отменно, что пожить нам довелось. Что коротко — единственная жалость. Работа проедает нас насквозь, а близкие изводят что осталось.
446
Раздвоение и нужно и возможно в нашем деле, неизвестностью чреватом будь безумен в созидании, художник, но трезвей, имея дело с результатом.
447
Время тянет в эмиграцию от российских берегов удивительную нацию — всехних внутренних врагов.
448
Застенчив и самонадеян, всегда с людьми, везде один, меж русских был я иудеем, а меж евреев — славянин.
449
Нас постепенно жизни проза любовно гладит по щекам, и слезы раннего склероза текут из глаз по пустякам.
450
Нет пока толпы на лобном месте, нет еще трезвона с каланчи, в дружеском застолье с нами вместе завтрашние наши палачи.
451
Мы за вождями дружной гущей готовы лезть в огонь и воду, властям опасен лишь непьющий, но он враждебен и народу.
452
Мы все учились понемногу, сменив учебники не раз, и неспособность к диалогу апломбом зубы скалит в нас.
453
Клеймя то подлецов, то палачей, мы нежимся, заочный суд устроив, но счастливы — от мерзких мелочей в характерах талантов и героев.
454
Приходят, проходят, стираются годы, слетает, желтея, исписанный лист, прозрачен и призрачен воздух свободы, тюремный — удушлив, тяжел и нечист.
455
С утра в себе огонь мы легче тушим и многие слова берем назад, но утренняя трезвость нашим душам вреднее, чем полуночный азарт.
456
Жена — в тоску, в запой — шалава, а сам усоп — и был таков, и над могилой веет слава — коктейль восторгов и плевков.
457
Наш век иных тем удивительней, что обеляет много тщательней святых лжецов, святых растлителей, святых убийц-доброжелателей. |
