|
425
Предаваясь пиршественным возгласам, на каком-то начальном стакане вдруг посмотришь, кем стали мы с возрастом, и слова застревают в гортани.
426
Завари позабористей чай, и давай себе душу погреем; это годы приносят печаль, или мы от печали стареем?
427
Когда сорвет беда нам дверь с петель и новое завертит нас ненастье, то мусор мелочей сметет метель, а целое запомнится как счастье.
428
Отъявленный, заядлый и отпетый, без компаса, руля и якорей прожил я жизнь, а памятником ей останется дымок от сигареты.
429
Один я. Задернуты шторы. А рядом, в немой укоризне, бесплотный тот образ, который хотел я сыграть в этой жизни.
430
Даже в тесных объятьях земли буду я улыбаться, что где-то бесконвойные шутки мои каплют искорки вольного света.
431
Вечно и везде — за справедливость длится непрерывное сражение; в том, что ничего не изменилось, — главное, быть может, достижение.
432
За периодом хмеля и пафоса, после взрыва восторга и резвости неминуема долгая пауза — время скепсиса, горечи, трезвости.
433
Здесь — реликвии. Это святыни Посмотрите, почтенные гости. Гости смотрят глазами пустыми, видят тряпки, обломки и кости.
434
Огонь и случай разбазарили все, чем надменно я владел, зато в коротком этом зареве я лица близких разглядел.
435
Спасибо организму, корпус верный устойчив оказался на плаву, но все-таки я стал настолько нервный, что вряд ли свою смерть переживу.
436
Мы многих в нашей жизни убиваем — незримо, мимоходом, деловито; с родителей мы только начинаем, казня их простодушно и открыто.
437
Всему ища вину вовне, я злился так, что лез из кожи, а что вина всегда во мне, я догадался много позже.
438
Порой оглянешься в испуге, бег суеты притормозя: где ваши талии, подруги? где наша пламенность, друзья?
439
Сегодня дышат легче всех лишь волк да таракан, а нам остались книги, смех, терпенье и стакан.
440
Плоды тысячелетнего витийства создали и залог, и перспективы того, что в оправдание убийства всегда найдутся веские мотивы. |
