Дядя Вернон остановился, не опуская кулаков, и лицо его стало гадкого красно-коричневого цвета.

— А если вы подпишете разрешение, — поспешно продолжил Гарри, — я поклянусь, что запомню, где якобы учусь, и буду вести себя как муг... как нормальный, в общем.

Дядя Вернон оскалил зубы, и на виске у него билась жилка, но было ясно, что он обдумывает предложение.

— Идёт, — бросил он в конце концов, — но я намерен внимательно следить за твоим поведением, пока Марджи будет здесь. Если ты до самого конца будешь ходить по струночке и придерживаться моей версии, я подпишу это идиотское разрешение.

Он развернулся, распахнул входную дверь, а потом захлопнул её за собой с такой силой, что из верхнего витража выпало стёклышко.

Гарри не стал возвращаться в кухню. Он пошёл в свою комнату. Если предстоит вести себя по-мугловому, лучше начать прямо сейчас. Медленно и печально он собрал все свои подарки и открытки и спрятал их под половицей вместе с сочинением. Затем подошёл к совиной клетке. Эррол совсем очухался; они с Хедвигой спали рядышком, сунув головы под крылья. Гарри вздохнул и потыкал пальцем обоих.

— Хедвига, — мрачно сказал он, — тебе придётся убраться отсюда на неделю. Лети с Эрролом. Рон за тобой присмотрит. Я напишу ему и всё объясню. И не смотри на меня так (большие янтарные глаза Хедвиги глядели с укором), я не виноват. Иначе меня не пустят в Хогсмед с Роном и Гермионой.

Через десять минут Эррол и Хедвига (с запиской к Рону на лапке) вылетели из окна и скрылись из виду. В глубоком унынии Гарри убрал клетку в шкаф.

Однако у него практически не осталось времени на размышления о своей печальной судьбе. Прошло всего ничего, а снизу уже вопила тётя Петуния — велела Гарри спуститься и встречать гостью.

— Сделай что-нибудь с волосами! — рявкнула она, едва он вышел в холл.

Гарри не понимал одного: зачем? Тётя Марджи обожала его критиковать, и чем неряшливей он, тем ей приятнее.

И очень скоро со двора донеслось шуршание гравия — это въезжала машина дяди Вернона; затем хлопнули дверцы, и на садовой дорожке послышались шаги.

— Открой дверь! — приказала тётя Петуния.

С чёрным мраком на душе Гарри повиновался.

На пороге стояла тётя Марджи. Она была точной копией дяди Вернона: большая, мясистая, багровая, даже с усами, правда, не такими кустистыми, как у брата. В одной руке она несла необъятный чемодан, а другой держала под мышкой старого бульдога с чрезвычайно дурным характером.

— Где тут мой Дуделька? — забасила тётя Марджи. — Где тут мой племяшечек?

В холл, загребая ногами, вошёл Дудли: блондинистые волосы плотно облепили жирную голову, галстук-бабочку трудно разглядеть под многочисленными подбородками. Тётя Марджи пихнула чемодан в живот Гарри, вышибив из него дух, одной рукой сжала Дудли и посадила ему на щёку влажный поцелуй.

Гарри прекрасно знал, что Дудли терпит ласки тёти Марджи только потому, что получает за это неплохие деньги. В самом деле, когда объятие распалось, у Дудли в толстом кулаке оказалась двадцатифунтовая банкнота.

— Петуния! — вскричала тётя Марджи, проходя мимо Гарри, словно он вешалка для шляп. Дамы поцеловались, точнее, тётя Марджи мощной челюстью стукнулась о костлявую щёку тёти Петунии.

С радостной улыбкой на устах вошёл дядя Вернон и закрыл дверь.

— Чайку, Мардж? — спросил он. — А Рваклера чем побаловать?

— Рваклер попьёт чаю из моего блюдечка, — ответила тётя Марджи, и все трое направились в кухню, оставив Гарри одиноко стоять в холле с чемоданом. Гарри не жаловался; что угодно, лишь бы поменьше быть с тётей Марджи. Он потащил чемодан наверх в комнату для гостей, стараясь потянуть время.

Когда он вернулся в кухню, тётю Марджи уже снабдили чаем и фруктовым кексом.