Когда он вернулся в кухню, тётю Марджи уже снабдили чаем и фруктовым кексом. В углу Рваклер шумно лакал из блюдечка. Гарри увидел, что тётя Петуния едва заметно морщится всякий раз, когда капли чая и слюны падают на её чистейший пол. Тётя Петуния ненавидела животных.

— А кто присматривает за остальными собаками, Мардж? — поинтересовался дядя Вернон.

— А, я оставила при них полковника Бруствера, — загремела в ответ тётя Марджи. — Старик теперь в отставке, ему полезно чем-нибудь заняться. Но беднягу Рваклера пришлось взять с собой. Он без меня чахнет.

Рваклер заворчал, увидев, что Гарри сел за стол. И лишь тогда тётя Марджи в первый раз обратила внимание на мальчика.

— Ну! — пролаяла она. — Всё ещё здесь?

— Да, — ответил Гарри.

— Что за тон! — гаркнула тётя Марджи. — Скажи спасибо Вернону и Петунии, что оставили тебя в доме! Я бы не стала. Если б тебя подбросили ко мне на порог, ты бы отправился прямиком в приют.

Гарри так и подмывало сказать, что вот и прекрасно, лучше уж в детском доме, чем у Дурслеев, но он вспомнил про Хогсмед. И через силу улыбнулся.

— Чего лыбишься?! — взорвалась тётя Марджи. — Вижу, с прошлого раза нисколько не исправился. А я-то надеялась, что в школе тебе вобьют чуточку хороших манер. — Она основательно отхлебнула из чашки и утёрла усы. — Как там это называется, куда вы его отослали, а, Вернон?

— В «Святой Грубус», — заторопился дядя Вернон. — Первоклассное заведение для безнадёжных случаев.

— Понятно. А скажи-ка нам, мальчишка, там, в твоём «Святом Грубусе», розги не забывают? — рявкнула она Гарри через стол.

— Ммм...

За спиной сестры дядя Верной коротко кивнул.

— Нет, — ответил Гарри. А затем, решив, что обязан сыграть роль как следует, добавил: —Никогда.

— Вот и отлично, — одобрила тётя Марджи. — Я не признаю все эти сюси-пуси — дескать, нельзя бить детей, даже если они заслужили. Хорошая плётка — лучший учитель в девяносто девяти случаях из ста. Ну а тебя часто наказывают?

— О да, — подтвердил Гарри, — ещё как часто.

Тётя Марджи сердито прищурилась.

— Всё-таки не нравится мне твой тон, — заявила она. — Уж больно спокойный. Видать, плохо били. Петуния, на твоём месте я бы им написала. Скажи, пускай применяют к мальчишке самые суровые наказания, ты не против.

Похоже, дядя Верной опасался, что Гарри забудет об их сделке; во всяком случае, он резко переменил тему:

— Слыхала утром новости, Мардж? Как тебе нравится этот сбежавший преступник, а?

Тётя Марджи быстро обустраивалась на новом месте, а Гарри ловил себя на том, что чуть ли не с ностальгической тоской думает о жизни в доме № 4 без неё. Дядя Вернон и тётя Петуния радовались, если племянник не путался у них под ногами, и Гарри это более чем устраивало. А вот тётя Марджи, наоборот, предпочитала, чтобы он был перед глазами, и постоянно вносила громогласные предложения по его исправлению. Она обожала сравнивать Гарри и Дудли, с великим удовольствием покупала Дудли дорогие подарки и, вручая, пожирала глазами Гарри, словно только и ждала, когда тот решится спросить, отчего подарка не досталось и ему. И она постоянно мрачно намекала на то, почему же Гарри вырос настолько неудобоваримой личностью.

— Не вини себя за то, каким стал этот мальчишка, Вернон, — сказала она за обедом на третий день. — Если нутро с гнильцой, тут уж ничего не поделаешь.

Гарри очень старался сосредоточиться на еде, но руки у него затряслись, а лицо от гнева горело. «Помни о разрешении, — твердил он про себя. — Думай о Хогсмеде. Не злись.